Дэн Бюттнер - Где живет счастье. Правила жизни самых счастливых людей планеты

Его привлекало программирование, но учеба была ему не по карману.

– Я часто сидел один в своей комнате и постоянно чувствовал себя усталым, – вспоминает он. – Каждое утро просыпался с мыслью: «Не знаю, не убью ли себя сегодня. Ведь завтра может быть еще хуже». На самом деле я не видел никакого завтра.

В 2012 году он познакомился с Валерией Трейн, рыжеволосой энергичной девушкой, которая была не прочь уехать из страны. Она разделяла любовь Эрвинса к веб-дизайну и компьютерным играм в 3D. Как и он, Валерия была по горло сыта Латвией и чувствовала себя несчастной.

Когда она училась в школе, родителям приходилось давать взятки учителям, а одноклассники дразнили ее за авангардный стиль и сумасшедшие прически.

– Я обожала искусство, а в Латвии искусство не ценится как профессия, – говорит Валерия.

Она уговорила Эрвинса вместе с ней подать документы в несколько иностранных университетов. Они были зачислены в датский Университет Ольборга, и их жизнь изменилась навсегда.

Ольборг – примечательный городок на берегу безмятежного фьорда. Там едва уловимо пахнет копченой селедкой. Большую часть прошлого века город оставался промышленным и славился своим цементом, комбикормом для свиней и аквавитом [1] Национальный скандинавский алкогольный напиток крепостью 37,5–50 %. . Но недавно в Евросоюзе провели исследование жизни в 83 крупнейших европейских городах, и Ольборг выбился в лидеры практически в каждой категории, которая ассоциируется со счастливой жизнью.

Немалую роль в этом сыграл Университет Ольборга. В 1970 году активно начали развиваться факультеты высокотехнологичных специальностей. Стали появляться все новые ветроэнергетические, телекоммуникационные и микроэлектронные компании. Они росли вместе с угловатыми, похожими на фигурки из «Тетриса» зданиями, спроектированными архитекторами, в детстве явно обожавшими игры с «Лего».

В августе 2012 года Эрвинс и Валерия переехали в одно из таких зданий на окраине Ольборга и приступили к учебе.

Студенческие визы позволяли им работать только на полставки. Работая по 15 часов в неделю, Эрвинс и Валерия опасались, что не смогут свести концы с концами, но им не приходилось платить ни за учебу, ни за здравоохранение – в этом они были равны со студентами-датчанами. Дотация на проживание позволяла им снимать квартиру на окраине города. Хотя они не могли позволить себе машину, аккуратные велодорожки и общественный транспорт Ольборга давали возможность быстро добраться в любую точку города. И главное: датским студентам платят стипендию – около 900 долларов в месяц.

– Я выросла в обществе, которое научило меня никому не доверять, – призналась Валерия, когда мы встретились в Love Café . Здесь иммигранты со всего мира каждый воскресный вечер собираются на ужин. – Но со временем мы завели тут немало друзей. Я даже вручила одному из друзей дубликат ключей от нашего дома.

– Мы очень счастливы здесь, – сказал Эрвинс и добавил, что по шкале от 1 до 10 его уровень счастья возрос с 4 в Латвии до 8 в Дании.

Счастье в датском обществе распределено ровнее, чем в любом другом регионе мира.

Эрвинс и Валерия всего несколько лет назад были несчастны, мрачно смотрели на жизнь и пребывали на грани депрессии. Они не разбогатели, не излечились от страшной болезни, не добились большой славы и всеобщего признания, не работали с психологом и не ходили на курсы счастья. И все же оба стали значительно счастливее.

Они просто переехали в Ольборг.

Я познакомился с Эрвинсом и Валерией, когда в третий раз приехал в Данию. Я занимался исследованием датского счастья. Последние 40 лет Дания неизменно возглавляет рейтинги самых счастливых в мире стран. Согласно Мировой базе данных счастья, когда людей в Дании просят оценить свое счастье по шкале от 1 до 10, в среднем они дают оценку 8,4. При этом счастье в датском обществе распределено ровнее, чем в любом другом регионе мира.

Если датское счастье обусловлено отлаженной системой заботы о людях от колыбели до могилы, то никто не расскажет об этом лучше молодой женщины, с которой я познакомился в Ольборге.

Мы с Сидсе Клемменсен встретились у нее на кухне, за чашкой чая. В свои 35 она работала и растила детей. В блузке без рукавов и марокканских тапочках, с коротко постриженными волосами, Сидсе казалась типичной мамой-наседкой. Разве что с бриллиантовой сережкой в носу.

Вместе со своим гражданским мужем, двумя дочерьми и третьим ребенком на подходе она жила рядом с 22 другими семьями в коммуне – bofaellesskap, или «общинном доме». Каждой семье принадлежал небольшой домик, но общими были огромный сад, прачечная, мастерская, пространство для хранения вещей, парковка и столовая, где собирались на совместные обеды и ужины. Каждая из семей готовила на всех один-два обеда в месяц, а остальные ела бесплатно.

Расположенный на невысоком холме, рядом с зелеными пастбищами, комплекс находился недалеко от местной начальной школы и университета, где Клемменсен работала научным сотрудником. Доехать туда можно было на велосипеде.

По словам Клемменсен, 2 из 22 домов в их комплексе занимали семьи, которые жили там с самого начала – бывшие хиппи 1970-х, у которых теперь были ноутбуки и кофемашины, четыре принадлежали одиночкам, а остальные – молодым родителям. Дети сами гуляли по территории комплекса и в соседних лесах, часто ходили в гости друг к другу. Это было очень удобно для всех родителей.

Жители коммуны называли друг друга bofaellas – как сказала Клемменсен, это больше чем соседи, но все же не совсем друзья. Совместный быт давал возможность для общения – в саду или возле стиральных машин всегда можно было встретить кого-то из соседей, – но при этом не мешал частной жизни.

– Датские общинные дома обеспечивают нечто среднее между совместным и индивидуальным проживанием, – пояснил Рут Веенховен.

В таких жилых комплексах удачно смешиваются частное и общественное. Они служат метафорой всего датского общества, которое особое внимание уделяет доверию и социальной поддержке.

– Государство обеспечивает меня всем необходимым, – сказала Клемменсен. – Мои дети счастливы. У меня прекрасный бойфренд. Я люблю свою работу.

Рассказывая о своей жизни, Клемменсен предложила мне еще чаю и угостила арбузом. Потом ее прервали две маленькие дочери. Они залезли к ней на колени, чтобы обнять и получить по кусочку арбуза. Тут я увидел, что в этом искусственно созданном обществе соблюдается идеальный баланс между стремлением к уединению и нашей инстинктивной тягой к общению, поддержке и доверию.