Геннадий Старшенбаум - Психоанализ сновидений. Практикум расшифровки тайного языка нашего Я

Дочь – Внутренний Ребенок клиентки, по толкованию ее самой. Я поддерживаю стремление Даши к эмансипации и обращаю внимание, что ее способ в принципе тоже сработал, а победителей не судят. Но конечно, лучше сознательно выбирать из несколько способов, чем всю жизнь пользоваться только детским.

Тамара ушла с сессии недовольная тем, что я не разделил ее увлечение новым другом, которого она полюбила и с которым ей сейчас хорошо, как никогда. Сестре он не понравился с первого взгляда. Если ее новый роман будет таким же кратким, как предыдущий, она будет считать себя распущенной. После сессии ей приснился сон.

Мы идем со Степой по людной улице, умудряясь по пути находить укромные места и заниматься любовью. Ему нравится сзади, больно схватив меня за волосы.

Степа физически не в ее вкусе. Как быть? Прекратить отношения – вызвать его агрессию, продолжать – насиловать себя. Тамара не думает о его семье (у него жена и дочь). Ее не беспокоят связь Степы с криминальным миром и его садистические тенденции.

Во сне Тамара была со своим другом в машине у ее дома в Тбилиси. В окнах появились средневековые рыла. Она пытается убежать в кусты, потом возвращается, думая, что друг ушел, но он по-прежнему в машине. Вдруг из магнитофона в машине выскакивает диск (фаллос) и ранит ей руку до кости. Тамара не чувствует боли и страха, только растерянность.

К машине Тома относится как к материнскому лону: коробочка, прячет ее ото всех, возит, как печь Емелю. Она долго сидит в ней перед своим офисом – настраивается входить в коллектив. И ко мне приезжает заранее. Ее ассоциации со сном: страх секса, менструальной крови, рака крови, смерти. Еще? Роды из домашней тюрьмы, собственной коробочки, перерезка пуповины, короткого поводка, симбиотической связи, из средневековой домостроевской общины с ее культом насилия и ксенофобией. Но она всё еще инфантильна душой и уже немолода телом. Время упущено, кто захочет возиться с такой?

Во сне сотрудницы, хихикая, подталкивают меня к начальнику, большому крупному мужчине, наглому, недоброму (как ее отец). Начальник на глазах сотрудниц ведет меня куда-то, где мы сблизимся. Мы идем очень долго, и мой интерес сменяется на вопрос: зачем я с ним иду, ведь я не хочу?

Коллеги сватают ее к новому молодому сотруднику: он холост, может быть брак. Но она не хочет заводить служебный роман. Тем более что он не в ее вкусе, не похож ни на персонажа ее сна, ни на ее отца. Она не говорит на работе, что встречается со Степой, хотя не стесняется того, что у него нет высшего образования и что он деревенский мужичок. В это понятие она вкладывает «крепкий, земной».

Я держу в руках китайские шары, вставленные друг в друга, которые отец сделал, намеренно проигнорировав инструкцию по изготовлению. Мне очень жалко, что в них выпал какой-то кусок. Летают корабли-монстры. Страшная голова клоуна с раскрашенными глазами в черной шляпе-котелке. Он приподнимает шляпу, в левый глаз влетает яйцо – жизненная сила или пилот. Со мной проводник, как Вергилий, он всё здесь знает. Мне страшновато, но больше удивительно – это не мультики, а реальность. Внутренний диалог: «Это что такое, откуда они взялись?» – «Это же твои страхи, ты сама их породила когда-то. Потом они материализовались и теперь живут самостоятельно».

Кусок – фрагмент сна, в котором Тамара испытывает сожаление, связанное с покойным отцом. Он выпал из ее жизни, смерть накрыла его черной шляпой. При жизни он игнорировал Тому. Мать интересовалась лишь ее делами и теми переживаниями, которые считала важными. Тамаре, как и мне – Вергилию, – стало не страшно, а интересно заглядывать в себя. Теперь ее глаза ожили.

Большая овчарка тянет меня за руку, а потом за ягодицу к окну. Прихватывает сильно, но на удивление не больно. В окне ничего не видно. Я иду по Тбилиси своего детства: трансформаторная будка, будка сапожника, конура овчарки. Мне хорошо, вольно. Опускается ночь, мне приготовлено место на улице в укромном месте, закрытом деревьями. Там для меня стоит раскладушка (со смущенной предвкушающей улыбкой), но меня беспокоит, что рядом оказываются еще какие-то койки.

Степа любит по-собачьи. В их отношениях нет перспективы. Стремление раскрепоститься ассоциируется у Тамары с половой распущенностью: уличная девка в разных койках. Ее женская сучность…

Тамара предложила Степе разойтись по разным комнатам, он ответил: «Лежи тут и сопи в две ноздри». Мол, в деревне баб держат за второй сорт, а она строит из себя барыню. Тамаре впервые приснилась покойная мама, она выглядела приветливой. Тамара перевезла вещи на квартиру к дочери – со Степой стало невыносимо. Как она могла так унижаться?

Я на балконе, который в раннем сне выходил на бурное грязное море с обломками после кораблекрушения. Это не Тбилиси, внизу течет река, более спокойная, чем Кура. Тут нет хаоса и обломков крушения.

В детстве Тамары было мало любви и свободы. Она застряла в эдиповой фазе в мазохистской позиции. Надо было дойти до дна, чтобы оттолкнуться от него и всплыть.

Мазохизм – это способность растворять ненависть в любви.

Жанна постоянно ссорится с Резо. Так она избегает секса, в котором он импульсивно разряжается. Он дважды хотел начать акт без презерватива, пришлось остановить. Она предупредит его, что третий раз будет последним. Она не будет рожать от мужчины, который орет на нее.

Светло-каштановая сучка-лабрадор не отходит от ворот дома. Там между прутьев застрял щенок, а ко льду примерз другой. Хозяева предлагают забрать их, они не будут их кормить, они им не нужны, якобы они бедствуют. Видно, что это не так. Возьму их, хотя это перевернет мою жизнь. Хозяева кладут щенков в сумку и дают еще одну. Из дома выбегает бойцовская собака с обрезанными ушками, всех забираю. Дома звоню папе, ожидая понимания, что не могла их бросить, он понимает меня.

На кухне, похожей на родительскую, открываю сумки. Там много щенков. Я им рада. Смотрю на бойцовскую собаку, это пес, он кажется теперь красивым. Во второй сумке оказывается кошка, я их боюсь, у меня аллергия на кошачью шерсть. Кошка видит, что я не рада, и оскаливается. Рука тянется ее погладить, она мягонькая, расслабляется. Радость перевешивает тревогу, что я не справлюсь. Во сне постоянно где-то маячит мужская фигура, дающая поддержку. Нужно, чтобы папа и Резо разделяли мои чувства.