Оскар Пфистер - Христианство и страх

Новая волна увлечения Пфистером восходит к 1973 году, когда на его родине обстоятельно отпраздновали его столетие. Сначала состоялся симпозиум в Цюрихе с 25 по 27 февраля 1973 года, а потом стали выходить публикации докладов, сделанных на этом симпозиуме [9] См., в частности: H. W. Kienast, “The Significance of Oskar Pfister’s In-Depth Pastoral Care,” Journal of Religion and Health 13 (1974), 83–95; Th. Bonhoeffer, “‘Christianity and Fear’ Revisited,” ibid. , 239–250; эта статья Томаса Бонхёффера вместе с его же предисловием к переизданию немецкого оригинала книги (см. следующее прим.) особо важна для понимания рецепции Пфистера в позднейшей психологии; собственные взгляды Т. Бонхёффера сформированы под влиянием Хайнца Кохута, в терминологии которого он трактует Бога Пфистера как нарциссический объект. . Чуть позже вышло новое немецкое издание «Страха» [10] O. Pfister, Das Christentum und die Angst , Olsten, 1975 (с предисловием Т. Бонхёффера, сс. VII–XVIII). Текст этого издания воспроизводит издание 1944 года и не учитывает небольших уточнений, внесенных автором в английский перевод. ; в те же годы были защищены три диссертации, только одна из которых и только двадцать лет спустя превратилась в монографию [11] См. подробную библиографию в этом труде: Eckart Nase, Oskar Pfisters аnalytische Seelsorge. Theorie und Praxis des ersten Pastoralpsychologen, dargestellt an zwei Fallstudien. (Arbeiten zur praktischen Theologie, 3). Berlin – New York, 1993. .

В последние годы о Пфистере пишут историки психоанализа, раскапывающие архивы и постепенно выясняющие реальный масштаб его влияния на формирование психоаналитического движения. Но мы издаем эту книгу не для того, чтобы пополнить архивы и библиотеки, а для того, чтобы привлечь внимание как практикующих психотерапевтов, так и всех прочих, кому может быть интересна analytische Seelsorge .

Несколько слов о настоящей книге. Написанная в качестве «научного завещания», она отражает, пусть и в разной мере, весь спектр научных и богословских интересов Пфистера. Она состоит из трех частей: довольно сжатого теоретического введения в те разделы психоанализа, которые будут востребованы (главы 1–5), обширного очерка предыстории и истории христианства, написанного с психоаналитических позиций, сформулированных в первом разделе (главы 6–18), и собственной программы автора относительно того, в чем должно состоять «психоаналитическое душепопечение» и заодно – каким вообще надлежит стать христианству (главы 19–23).

Как ни странно, все эти разделы, даже первый, представляют интерес и сегодня; правда, первый раздел нужен просто для коммуникации с автором – чтобы нам понимать, какой именно психоанализ он имеет в виду.

Казалось бы, исторический раздел должен сегодня читаться как заведомо устаревший и наивный, но даже это не так. В последних его главах, посвященных деятелям Реформации в Швейцарии, Пфистер предпринимает оригинальное историческое исследование, основанное на архивных материалах. Вскоре (в 1947 г.) он посвятит этой эпохе полноценную историческую монографию [12] O. Pfister, Das Eingreifen Calvins in die Hexer- und Hexenprozesse von Peney (1545) nach seiner Bedeutung für Geschichte und Gegenwart. Ein kritischer Beitrag zur Charakteristik Calvins und gegenwärtigen Calvin-Renaissance , Zürich, 1947. .

Созданный Пфистером психоаналитический портрет Кальвина очень убедителен и, насколько мне известно, не имеет аналогов и в современной науке: психоаналитики больше не обращались к этой фигуре, несмотря на огромный интерес к проблемам нарциссизма, существующий в современном научном сообществе.

В своем психологическом портрете Кальвина Пфистер выходит за пределы тех психоаналитических теорий, которые существовали в его время, и создает описание того, что современные психоаналитики могли бы назвать случаем злокачественного нарциссизма по Кернбергу; Пфистер, следуя своей интуиции психоаналитика, акцентирует внимание точно на диагностически значимых признаках [13] О «злокачественном нарциссизме» см. О. Кернберг, Тяжелые личностные расстройства. Стратегии психотерапии. Пер. с англ. М. И. Завалова под ред. М. Н. Тимофеевой. (Библиотека психологии и психотерапии). М., 2001 (оригинальное изд. 1993); его же, Агрессия при расстройствах личности. Пер. с англ. и науч. редакция А. Ф. Ускова. (Библиотека психологии и психотерапии). М., 2001 (оригинальное изд. 1992). . – И это несмотря на то, что в распоряжении Пфистера не было не только трудов Отто Кернберга, но даже их самых общих теоретических предпосылок в виде теории объектных отношений Мелании Кляйн.

Развитие кляйнианского психоанализа, достигшее серьезных успехов уже в 1930-е годы, Пфистера не затронуло, хотя, в то же время, он и не сражался на стороне Анны Фрейд (выросшей почти что у него на руках) в ее «психоаналитической гражданской войне» с Меланией Кляйн [14] Выражение “Psychoanalytic Civil War” применительно к этому конфликту принадлежит внуку Фрейда Эрнесту (W. Ernest Freud, 1914–2008) – психоаналитику, племяннику Анны Фрейд. Пфистер и Кляйн были шапочно знакомы: по крайней мере, они встречались на психоаналитических конгрессах. Тем не менее никакого взаимного интереса, насколько можно судить по документам, не проявлялось. В Швейцарии школа кляйнианского психоанализа оказалась впервые представленной в 1955 году, когда туда переселилась ставшая ее основательницей Марсель Спира (1910–2006). Недавно обнаруженная переписка Кляйн и Спира (хорошо сохранилась только в части писем Кляйн) не упоминает Пфистера: M. Klein, Lettres à Marcelle Spira . Édition critique établie par J.-M. Quinodoz. Paris, 2013; англ. пер.: J.-M. Quinodoz, Melanie Klein and Marcelle Spira: Their Correspondence and Context. London – New York, 2015. .

Можно также оценить научную беспристрастность Пфистера: он ведь был пастором реформатского вероисповедания, основателем которого был именно Кальвин. Для многих верующих людей беспристрастное изучение своих собственных религиозных «предков» воспринимается как грех Хама и поэтому строго табуировано, часто на бессознательном уровне, – но, в понимании Пфистера, именно христианство требовало выяснения истины как она есть.

Исторические главы, посвященные временам, предшествовавшим Реформации, все-таки и на самом деле устаревшие и наивные. Но все равно не бессмысленные – если мы вспомним, для чего они были написаны.

Да, как описание христианского и иудейского миров они неадекватны. Пфистер писал в то время, когда фактически о эпохе происхождения христианства знали настолько мало, что теоретически любые реконструкции были в ходу, будучи ограничены только идеологией. Первые открытия рукописей Мертвого моря пришлись на время жизни Пфистера (1947 г.), но Пфистеру не пришлось увидеть детонированную ими революцию во взглядах историков на иудаизм и христианство. Собственные идеи Пфистера развивались в фарватере довоенного общепротестантского мейнстрима, лидером которого был Адольф фон Гарнак с его новым «маркионизмом»: противопоставлением христианского Нового Завета «иудейскому» Ветхому Завету как разных религий разных богов (разумеется, протестантский «маркионизм», в отличие от аутентичного маркионизма II века, не считал еврейского бога Ветхого Завета отдельным от христианского Бога существом, но просто не верил в реальность его существования) [15] В настоящей книге Пфистер неоднократно ссылается на Гарнака. Манифестом такого богословия стала книга A. von Harnack, Marcion. Das Evangelium vom fremden Gott. Eine Monographie zur Geschichte der Grundlegung der Katholischen Kirche , Leipzig, 1921 (много переизданий и переводов). После того как такое богословие вошло в резонанс с доктриной немецкого нацизма, оно стало подвергаться «денацифицирующей» цензуре (чаще всего внутренней, то есть обусловленной психологически), но абсолютно непричастный ко всем этим околополитическим процессам Пфистер никакого разлада с совестью не испытывал. .