Иосиф Телушкин - Еврейский юмор

– Знаешь, а я был евреем, – сказал Кан.

– А я был горбуном, – ответил его друг.

В еврейском юморе непрестанно утверждается, что еврей на самом деле никогда не может действительно ассимилироваться, и это находится в согласии с иудаизмом. Согласно средневековому изречению, основанному на Талмуде, «еврей, даже если совершает грех [обращаясь в другую религию], остается евреем». [110]

В начале 1960-х годов Даниэль Руфейсен, еврей, принявший католичество и ставший монахом, решил проверить внешние границы этого религиозного принципа. Руфейсен, или брат Даниил, как он был широко известен, иммигрировал в Израиль и подал на гражданство в соответствии с законом «О Возвращении», который гарантирует любому еврею право стать гражданином Израиля по своему требованию. Руфейсен утверждал, что несмотря на то, что он был католиком по вероисповеданию, он тем не менее оставался представителем еврейского народа.

Верховный суд Израиля отклонил его заявление. Судьи разъяснили, что еврей, который живет как христианин, теряет свое право называться евреем, поскольку евреи были объединены с библейских времен (когда Руфь приняла иудаизм, она заявила: «Народ твой будет моим народом, и твой Бог будет моим Богом» [Руфь, 1:16]). А потому не может быть еврея-христианина, равно как и еврея-мусульманина. Кроме того, хотя талмудические раввины конечно же воспринимали брата Даниила как еврея, это обозначало только то, что если бы он принимал пищу на Йом-Кипур или курил на Шаббат, его бы стали считать грешащим евреем. Они не собирались осыпать евреев-отступников особыми благами, которые гарантировались законом «О Возвращении».

Еврейский юмор, Талмуд и брат Даниил в стороне от этого, на самом деле слишком многие евреи успешно ассимилировались в нееврейском мире и тем самым оказались потерянными для иудаизма. Численность евреев в мире на 40-й год нашей эры оценивалась приблизительно в семь миллионов человек. [111]Спустя почти две тысячи лет численность евреев в мире немногим больше чем удвоилась, и это при том, что население Земли сейчас удваивается более чем раз в столетие. Тогда как медленный демографический прирост евреев в ходе истории в значительной степени связан с их массовыми убийствами, свою лепту в это внес и факт ассимиляции многих евреев.

В ходе прошлого столетия наиболее яростным толчком к ассимиляции евреев оказались политические соображения. Леон Троцкий, один из лидеров российской революции и бывший одно время наиболее вероятным наследником Ленина, родился с типичным еврейским именем Лев Бронштейн. Но в революционные годы Троцкий сменил свое имя на неевреиское. [112]В 1920 году, когда Троцкий встал во главе Красной Армии, главный московский рабби Мазех попросил советского лидера защитить евреев от нападений погромщиков, обвинявших их в том, что они принесли коммунизм в Россию. Считается, что Троцкий так ответил на эту просьбу: «Почему вы обращаетесь ко мне? Я не еврей». Мазех ответил: «В этом-то и трагедия. Революцию устроили Троцкие, а расплачиваются Бронштейны». В презрении к интересам евреев Троцкий оказался крайне отличным от большинства евреев.

Богатые европейские и американские евреи – политически полярные евреям, придерживающимся левых взглядов, – также часто идут на ассимиляцию, и Отто Кан здесь один из ярких примеров. Селигманы, знаменитая семья банкиров из американских евреев, назвали одного из своих сыновей Джордж Вашингтон Селигман, а другого Альфред Линкольн Селигман, опасаясь, что Авраам Линкольн Селигман будет звучать слишком еврейски. [113]

В еврейском юморе с давних пор высмеивались такие люди, как Леон Троцкий и Отто Кан, которые считали, что могут убедить всех, кроме себя, что они не евреи. В начале 1940-х годов кинодраматург Бен Хечт начал переговоры с ведущими голливудскими режиссерами-постановщиками, большинство из которых было евреями, чтобы помочь рассказать об учиненном нацистами Холокосте. Дэвид Селзник, продюсер «Унесенных ветром», категорически отказался: «Я не хочу иметь ничего общего с вашим делом по той простой причине, что это политический вопрос евреев. Меня не интересуют политические проблемы евреев. Я американец, а не еврей».

Зная, что Селзник игрок, Хечт предложил пари: он позвонит трем людям, на которых укажет Селзник, и спросит, согласны ли они с тем, что Селзник американец, и не еврей. Если хоть один из них с этим согласится, то Хечт оставит Селзника в покое, в противном же случае Селзник должен будет помочь ему в намеченном деле. Первым, кому сказали позвонить Хечту, оказался Мартин Циглей, издатель Motion Picture Exhibitor's Herald. Циглей ответил: «Я бы сказал, что Дэвид Селзник был евреем». Киносценарист Нунали Джонсон «запинался несколько минут, но в конечном итоге дал такой же ответ». Последним шансом Слезника оставался Леланд Хэйвард, влиятельный специалист по работе с талантами. «Ради Бога, – резко оборвал Хэйвард, – что напало на Дэвида? Он еврей, и он это прекрасно знает». [114]

Уверенность Селзника в том, что все считают его исключительно американцем, является типичным образцом мышления сторонников ассимиляции. Евреи, ассимилировавшиеся в Германии, примечательны тем, что ведут себя «немчее немцев». После прихода к власти нацистов, Эрих Мария Ремарк, автор классического романа «На Западном фронте без перемен», эмигрировал из Германии. Позднее нацистский лидер встретился с ним и уговаривал вернуться домой. «Только в Германии, – сказал он Ремарку, – ваша душа сможет полностью раскрыть себя».

«Почему я должен стремиться в Германию? – сказал Ремарк. – Я что – еврей?»

Анекдот британских евреев, появившийся в начале 1950-х годов, когда большая часть Британской империи оказалась утерянной, высмеивает отрицание своего еврейства богатыми «новыми евреями».

Еврей-хасид покидает свой небольшой городишко в Польше и приезжает в Лондон. Он сразу же отказался от своих традиционных религиозных одежд и обычаев и стремился стать англичанином. Он поступил на юридический факультет и женился на девушке из престижной ассимилировавшейся еврейской семьи.

Однажды он получает телеграмму от своего престарелого отца, где тот сообщает, что скоро приедет. Человек в панике. Он отправляется в порт, встречает отца и сообщает ему: «Папа, если ты появишься в моем доме в этом длинном кителе, этой шапочке, с этой бородой, это будет конец моего пребывания там. Ты должен следовать тому, что я тебе скажу».

Отец соглашается.

Сын отвел отца к лучшему в Лондоне портному и приобрел ему лучший костюм. Но тот все еще выглядит очень по-еврейски. Тогда сын ведет его к парикмахеру. Там ему быстро сбривают бороду, и пожилой отец начинает все более и более смахивать на британского джентльмена. Но остается нерешенной еще одна проблема, пейсы, завитки волос вокруг ушей пожилого человека.