Олег Ермишин - Афоризмы

Бог благ, бесстрастен и неизменен. (…) [Иной] недоумевает, однако ж, как Он о добрых радуется, [от] злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним; (…) [но] Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом – по сходству с ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, (…) становимся отверженными от Него. (…) Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах [отпущение грехов], то это не то значит, что Бога мы ублажили и его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу (…) опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения. [3356]

Если станем жить, как умирающие каждый день, то не согрешим. [3357]

Никто без искушений не может войти в царствие небесное; не будь искушений, никто бы и не спасся. [3358]

Говорят: «Почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, так что нельзя было бы согрешить, хотя бы и хотели?» Потому же, почему и ты не признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют перед тобой свои обязанности. [3359]

Непрестанно думать о Боге – благочестиво, (…) но описывать словом божественное – дерзко. [3360]

Зло – не живая и одушевленная сущность, но состояние души, (…) происходящее (…) через отпадение от добра. Поэтому не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия. [3361]

Состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, а тьма; а что стало отлично от дня, то названо ночью. [3362]

Пес не одарен разумом, но имеет чувство, почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над этим большую часть жизни – разумею хитросплетение умозаключений, тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он раз– делился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом через отрицание ложного находит истинное. Более ли этого делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину? [3363]

Всего (…) труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков. [3364]

Надо учиться не стыдясь, учить не скупясь. [3365]

Всякий повод для лени есть повод для греха. [3366]

Добытое трудом с радостью и принимается и сохраняется, а что получено без труда, то быстро исчезает.

Не говори мне: «У меня знаменитые прадеды и отцы»– верный закон каждому повелевает своею жизнью хвалиться.

Доброе деяние никогда не пропадает втуне. Тот, кто сеет учтивость, пожинает дружбу; тот, кто насаждает доброту, собирает урожай любви; благодать, излившаяся на благодарную душу, никогда не бывала бесплодной, и благодарность обыкновенно приносит вознаграждение.

Хлеб, который ты хранишь в своих закромах, принадлежит голодному; плащ, лежащий в твоем сундуке, принадлежит нагому; золото, что зарыл ты в земле, принадлежит бедняку.

Целомудрие в старости – не целомудрие, но немощь бессилия: мертвец не венчается.

Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся.

Не слова вызывают боль, но нас оскорбившая наглость и надменность.

Трем лицам пакостит клеветник: оклеветанному, слушающему и самому себе.

Насильное обучение не может быть твердым, но то, что с радостью и весельем входит, крепко западает в души внимающим.

Когда веселится сердце, расцветает лицо.

Глупые богаты скорее сном, чем богатством.

Сверх меры подобает спать мертвым, а не живым.

Злой не видит, что является злом.

Опечалил ли кто тебя – не печалься, ибо ему уподобишься. Ведь никто не исцеляет злом зла, но добром зло.

[О недостойных пастырях – своих современниках:] С неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и прежде, нежели сделались достойными приступить к священству, врываются в святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета. [3367]

Все, что делается недобровольно, кроме того, что оно насильственно и не похвально, еще и не прочно. [3368]

Мы храбры против самих себя и искусны ко вреду своего здравия. [3369]

Одни привыкли пренебрегать вразумлениями, сделанными наедине, но приходят в чувство, если укорять их при многих; другие же при гласности обличений теряют стыд, но их смиряет тайный выговор. [3370]

Для ходящего по высоко натянутому канату не безопасно уклоняться в стороны, и малое, по-видимому, уклонение влечет за собою большее, безопасность же его зависит от равновесия. [3371]

Все мы благочестивы единственно потому, что осуждаем нечестие других. [3372]

Простота неосторожна; человеколюбие не без слабостей; и кто далек от зла, тот всего менее подозревает зло. [3373]

Мы ловим грехи друг друга не для тою, чтобы оплакивать их, но чтобы пересудить, не для того, чтобы уврачевать, но чтобы еще уязвить, и раны ближнего иметь оправданием собственных своих недостатков. [3374]

Истинно богомудрые и боголюбивые (…) любят общение с добром ради самого добра, не ради почестей, уготованных за гробом. Ибо это уже вторая степень похвальной жизни – делать что-либо из награды воздаяния; и третья – избегать зла по страху наказания. [3375]

Тайна спасения – для желающих, а не для насильствуемых. [3376]

Все мы бедны и имеем нужду в благодати Божией, хотя и кажется один превосходнее другого, когда измеряем людей малыми мерами. [3377]

Если бы кто у нас спросил: что мы чувствуем и чему поклоняемся? – Ответ готов: мы чтим любовь. (…) Почему же мы – чтители любви – так ненавиствуем и сами ненавидимы? Почему мы – чтители мира – немилосердно и непримиримо враждуем? Почему мы – основанные на камне – зыблемся, утвержденные на краеугольном камне – распадаемся, призванные в свете – омрачаемся? [3378]