Олег Ермишин - Афоризмы

Еще вопрос, служит ли музыка к облагораживанию нравов. [208]

Чтобы уметь судить о деле, нужно самому уметь его делать. [209]

Смешное есть некоторая ошибка и уродство, небезболезненное и безвредное; так, (…) смешная маска есть нечто безобразное и искаженное, но без боли. [210]

Поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история – о единичном. [211]

Даже известное известно лишь немногим. [212]

Большая разница, случится ли нечто вследствие чего-либо или после чего-либо. [213]

Поэзия – удел человека или одаренного, или одержимого. [214]

Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают. [215]

В поэзии предпочтительнее невозможное, но убедительное, возможному, но неубедительному. [216]

Хорошо составленные законы (…) должны (…) оставлять как можно меньше произволу судей, (…) потому что (…) законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку. [217]

Если позорно не уметь владеть своим телом, то не менее позорно не уметь владеть словом. [218]

Дело врачебного искусства заключается не в том, чтобы делать всякого человека здоровым, но в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к этой цели, потому что вполне возможно хорошо лечить и таких людей, которые уже не могут выздороветь. [219]

Риторика (…) имеет в виду то, что убедительно для всех (…). Ведь и сумасшедшим кое-что кажется убедительным. [220]

От одинаковых причин получаются одинаковые следствия. [221]

Счастье есть благосостояние, соединенное с добродетелью. [222]

Сущность богатства заключается более в пользовании, чем в обладании. [223]

Красота (…) различна для каждого возраста. [224]

То, ради чего совершено много трудов и сделано много издержек, (…) [уже поэтому] представляется благом. [225]

Хорошие (люди] – те, которых не порицают даже враги. [226]

Терпеть несправедливость лучше, чем делать несправедливость. [227]

Из двух вещей приятнее та, которая доставляет удовольствие с меньшей примесью горечи и более продолжительное время. [228]

Лучше то, что труднее. [229]

Из двух благ (…) лучше то, что бывает в конце жизни, ибо то, что бывает под конец, в большей степени обладает свойствами цели. [230]

Цель демократии – свобода, олигархии – богатство, аристократии – воспитание и законность, тирании – защита. [231]

Хорошо казаться человеком, действующим со гласно заранее принятому намерению; поэтому случайности и нечаянности следует считать за нечто, входившее в наше намерение. [232]

Когда ты хочешь хвалить, посмотри, что бы ты мог посоветовать, а когда хочешь дать совет, посмотри, что бы ты мог похвалить. [233]

Не от богатства и бедности люди поступают несправедливо. [234]

Между местью и наказанием есть разница: наказание производится ради наказуемого, а мщение ради мстящего, чтобы утолить его гнев. [235]

Мы не гневаемся на того, кого считаем недоступным нашей мести. [236]

И в горестях и в слезах есть (…) своего рода наслаждение: горечь является вследствие отсутствия любимого человека, но в припоминании и некоторого рода лицезрении его – что он делал и каков он был – заключается наслаждение. [237]

Быть объектом удивления приятно уже потому, что с этим связан почет. [238]

[Обижают] и врагов, и друзей, потому что первых обидеть легко, а вторых приятно. [239]

Правда заключается (…) в том, чтобы (…) иметь в виду не закон, а законодателя, не букву закона, а мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека, не часть, а целое. [240]

И забывчивость может вызывать гнев, например, забвение имен, хотя это вещь незначительная. Дело в том, что забывчивость кажется признаком пренебрежения. [241]

Умеющие перенести шутку и прилично пошутить (…) доставляют одинаковое удовольствие своему ближнему. [242]

Никто не любит того, кого боится. [243]

Гнев врачуется временем, ненависть же неизлечима. [244]

Страшны и обиженные (…), потому что всегда выжидают удобного случая [отомстить]. Страшны и обидевшие, (…) потому что они боятся возмездия. [245]

[Для того чтобы испытывать страх] человек должен испытывать некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится; доказательством этому служит то, что страх заставляет людей размышлять, между тем как о безнадежном никто не размышляет. [246]

Смелость есть надежда, причем спасение представляется близким, а все страшное – далеким. [247]

Во время морского путешествия смело смотрят на предстоящие опасности люди, незнакомые с бурями, и люди, по своей опытности знающие средства к спасению. [248]

Больше стыдятся того, что делают на глазах у других и явно, откуда и пословица «стыд находится в глазах». [249]

Разглашать склонны люди обиженные. [250]

Мы (…) стыдимся не одного и того же перед знакомыми и незнакомыми. [251]

Сострадание [есть] некоторого рода печаль при виде бедствия (…), которое могло бы постигнуть или нас самих, или кого-нибудь из наших близких. (…) Потому-то люди, совершенно погибшие, не испытывают сострадания: они полагают, что больше ничего не могут потерпеть, ибо все уже потерпели. [252]

Мы чувствуем сострадание к людям знакомым, если они не очень близки нам, к очень же близким относимся так же, как если бы нам самим предстояло несчастье; потому-то и Амазис, как рассказывают, не плакал, видя, как его сына ведут на смерть, но заплакал при виде друга, просящего милостыню: последнее возбудило в нем сострадание, а первое ужас. [253]

Ужасное (…) уничтожает сострадание и часто способствует возникновению противоположной страсти. [254]

Люди малодушные завистливы, потому что им все представляется великим. [255]

Люди завидуют тем, кто к ним близок по времени, по месту, по возрасту и по славе. [256]

Юноши (…) любят почет, но еще больше любят победу, потому что юность жаждет превосходства. [257]

Юноши (…) добродушны, потому что еще не видели многих низостей. Они легковерны, потому что еще не во многом были обмануты. (…) Они великодушны, потому что жизнь еще не унизила их и они не испытали нужды. [258]

У юношей будущее продолжительно, прошедшее же кратко: в первый день не о чем помнить, надеяться же можно на все. [259]

Юноши (…) легко доступны состраданию, потому что считают всех честными и слишком хорошими: они мерят своих ближних своей собственной неиспорченностью. [260]

Остроумие есть отшлифованное высокомерие. [261]

[Старики] сильно не любят и не ненавидят, но, согласно совету Бианта: любят, как бы готовясь возненавидеть, и ненавидят, как бы намереваясь полюбить. [262]

[Старики] подозрительны вследствие своей недоверчивости, а недоверчивы вследствие своей опытности. [263]

Старость пролагает дорогу трусости, ибо страх есть охлаждение. [264]

[Старики] привязаны к жизни, и чем ближе к последнему дню, тем больше. [265]