Александр Кучинский - Преступники и преступления. Законы преступного мира. Побеги, тюремные игры

Офицер КГБ вылетел в Казахстан и нашел сестру Мадуева, которую допрашивали еще в марте 1989 года. Перед объективом видеокамеры сестра вспомнила, как два месяца назад ей звонила из Ленинграда незнакомая женщина и просила достать для брата пистолет. Судя по всему, сестра отказалась. В следственной группе по делу Мадуева числилась только одна женщина — Надежда Воронова, прослужившая в прокуратуре почти одиннадцать лет.

Услышав показания сестры, Червонец не стал упорствовать и сразу же заявил следователю КГБ Карабанову: «В своей жизни я никогда не встречал женщин, которые ради меня могли бы пожертвовать своим долгом, положением, одним словом — всем. Поэтому я, похоже, стал испытывать к Вороновой возвышенное чувство. Я люблю эту женщину». С каждым днем благородство и возвышенность Мадуева улетучивались. Спасая свою шкуру и, видимо, еще на что-то надеясь (если до побега у бандита еще оставался призрачный шанс уцелеть, то после ранения майора Егорова расстрел почти читался на лбу подследственного), Червонец разразился новыми разоблачениями. Он вновь был готов к сотрудничеству и очередному спектаклю.

Прежде всего Мадуев пожелал встретиться с Вороновой и снять эту встречу скрытой камерой: «Вы сами все поймете. Я попробую уговорить ее признаться, но за успех не ручаюсь». Надежде Леонидовне предложили допросить Мадуева. Дескать, бандит желает дать показания именно ей. Воронова, которая даже не подозревала о подвохе, согласилась.

Рисуясь перед скрытым объективом, Червонец трогательно льнул к следователю, что-то шептал ей на ухо, гладил и целовал руку. Но уговорить Воронову не смог. И лишь когда подозреваемой прокрутили видеопленку, где Мадуев открыто сдавал ее на допросе, женщина дрогнула и сразу же призналась. Пресса первой заговорила о тюремном романе, отметая все иные версии. Сергей Соловьев увековечил эту трогательную историю в своем фильме «Тюремный роман», где главная роль отводилась Александру Абдулову (кстати, внешне походившему на Червонца) и Марине Нееловой. Журналисты безжалостно рисовали образ одинокой разведенной женщины, которая жила в тесной коммуналке и брала в домашнюю стирку брюки Мадуева. Надежда Воронова отказалась обсуждать свои чувства с кем бы то ни было.

— Мною двигало лишь чувство жалости и справедливости, — сказала она. — Мне казалось, что на этого человека вешали лишнее. Я прошу прощения у тех, кому причинила зло. Особенно у своих родителей и у того потерпевшего, который проходит по уголовному делу. И еще. Я прошу прессу оставить меня в покое.

Дальнейшая судьба Надежды Леонидовны ушла из-под прицела журналистов. По некоторым данным, она отбывала наказание в ИТК общего режима в Саблино, хотя подобный контингент обычно этапируют в так называемую «ментовскую зону» под Нижним Тагилом. Там существует специальный женский отряд.

Свою неформальную связь со следователем Червонец пустился обсуждать с явным цинизмом. На допросах, как особо опасный «фрукт», он сидел в наручниках, которые снимались лишь в его камере. Бандит хоронил свой последний шанс выжить. Судейскую душу (а председателем суда, по удивительному капризу судьбы, окажется опять-таки женщина) еще могла растопить трогательная история любви смертника и следователя. Однако Мадуев старательно втоптал свое прежнее лицо в грязь. Он лишился последних симпатий. Возможно, он устал от прежней роли и стал таким, каким и был на самом деле — волком-одиночкой, злобным и отвергнутым стаей.

— Воронова? А что Воронова? — откровенничал Червонец. — Разве она не от мира сего? Такая же, как и все. Так же хочет кушать, хочет хорошо жить, хочет иметь счастье в личной жизни. Можно подобрать ключ к любому человеку. Нужно только искать больные места, а больные места у всех есть. И у слесаря, и у следователя. Конечно, я подлец. Я воспользовался чувствами Вороновой. Но в моем положении выбора нет.

Следствие, которое уже близилось к концу, затянулось еще на четыре года. Сергея Мадуева поместили в другую камеру-одиночку и перевели на особый режим содержания. За это время он еще дважды пытался бежать.

Несмотря на то, что контролеры ежедневно «шмонали» казенную обитель Червонца — вспарывали матрац, перетряхивали личные вещи и исследовали даже парашу, зек ухитрился припрятать излишки хлеба, расплющивая его по стене. Из этого хлеба Мадуев однажды вылепил пистолет, тайком сжег кусок тряпки и сажей вымазал новоиспеченный «ствол». В день очередного допроса за Сергеем Александровичем пришли два контролера. Выходя из камеры, тот вдруг прыгнул в сторону, уволакивая за собой прапорщика, и выхватил «пистолет»:

— На месте! Стой на месте! Буду стрелять!

Бандит размахивал «пистолетом», чтобы контролер не успел присмотреться и различить муляж. Замешательство конвоя длилось считанные минуты. Заложник, наученный итогами прошлой схватки, покорно стоял возле разгоряченного узника. По коридору уже спешила подмога. Наконец прапорщик-заложник засек странную конструкцию оружия и выбросил руку навстречу пистолету. Хлебный ствол отвалился, и красноречие Мадуева сразу же иссякло. Через минуту зека вновь заносили в камеру, ибо самостоятельно передвигаться он вновь не мог. Все эти проказы не мешали Червонцу активно помогать следствию. В многотомном деле появилась еще одна статья, но Червонец даже не стал читать обвинение. Он осунулся еще больше и мрачно заметил:

— Мне трудно, очень трудно. Я никогда не думал, что закончу жизнь именно так. Я буду пытаться бежать, я не хочу терять последнюю надежду. Ведь я тоже хочу жить.

В сентябре 1994 года один из контролеров СИЗО передал Мадуеву пистолет «ТТ» с глушителем и полной обоймой патронов. Это уже попахивало мистикой, но факт остался фактом. Поговаривают, что за Червонцем стояли влиятельные «внешние» структуры, которым требовался дерзкий Мадуев (прессой была запущена версия, что пистолет передал один из питерских авторитетов. За свое освобождение Червонец должен был убрать Сергея Мискарева по кличке Бройлер. У Мадуева, как он сам признался, выбора не было. Бройлер таки будет убит, но не Червонцем). У арестованного контролера имелась своя версия, которая открывала в удивительном узнике еще одну способность — гипнотическую:

— Помню лишь одно. В два часа ночи я заглянул в камеру Мадуева и увидел, как он на меня смотрит сквозь мутное стекло. Моим мозгам как бы отдали приказ: открыть дверь! В голове что-то переключилось и… Ничего не помню.

Червонец без колебаний сдал «вертухая» и рассказал о сделке с ним.

— Люди, которые мне помогали и помогают, ищут выгоду для себя, — сказал он под конец допроса. — А это не помощь, это купля-продажа. Ты — мне, я — тебе. Бескорыстно мне помог лишь один человек.