Светлана Зернес - Великие научные курьезы. 100 историй о смешных случаях в науке

Молодой человек ждал славы, но понять и принять новую геометрию никто почему-то не спешил. Это была первая плохая новость. Бойяи даже не думал, что его огорчения только начались.

Как выяснилось, Гаусс сам изучал этот вопрос довольно серьезно. Но мысли свои публиковать не торопился, побоявшись людского осуждения.

Такая новость ошеломила Яноша. «Предательство» Гаусса вывело его из равновесия настолько, что в математике он совершенно разочаровывается. Бросает свои расчеты, пытается начать новые и снова бросает. Но он не знает, что еще один коварный удар подстерегает его. На три года раньше«Аппендикса» опубликовал похожую по взглядам работу русский математик Николай Лобачевский.

Когда-то Лобачевский думал, кутаясь в пальто: Как мир прямолинеен- видно, что-то здесь не то, Но он вгляделся пристальней в загадочную высь И там все параллельные его пересеклись!

Такую песенку пели в советские времена. Лобачевский занял пост ректора Казанского университета всего в тридцать три года, но успевал заниматься и теоретической наукой и написал книгу«Воображаемая геометрия» - о том, что пространство может быть искривлено и что евклидова геометрия для этого случая не подходит. Время показало, что «воображаемая» геометрия существует, и совсем не в воображении Лобачевского, а нашем реальном мире. Это хорошо знакомо астрономам, космонавтам, физикам, создателям глобусов и карт.

Прочитав ту книгу, Бойяи приходит в бешенство. Он уверен, что его идеи попросту украдены и что«воображаемый» тут единственный Лобачевский, а в действительностиэто снова проделки Гаусса!

С геометриями, и евклидовой, и всеми прочими, было покончено раз и навсегда. «Аппендикс» остался единственной работой, напечатанной при жизни его автора. Но потомки оценили идеи Яноша Бойяи и даже назвали его именем университет, астероид и лунный кратер (венгр был бы очень польщен).

В общем, дуэль с Евклидом не удалась. Вот если бы сразиться на шпагах - тогда держись! Ведь однажды Янош вызвал на бой сразу тринадцать человек, оставил от них рожки да ножки, а в качестве перекура играл на скрипке пьесы. Сейчас за такие проделки он сел бы в тюрьму без промедления!

Объектом научных исследований иногда становится даже тюрьма. Эти невеселые исследования дают такие невеселые результаты, что отнести их к курьезам позволяет разве что сама задумка, поначалу напоминающая маскарад.

В местной газете небольшого калифорнийского городка Пало-Альто появилось необычное объявление. Для участия в психологическом эксперименте требовались студенты-добровольцы.

Предложение было довольно заманчивым: каждому согласившемуся обещали неплохое вознаграждение - по пятнадцать долларов в день. Среди студентов всегда найдутся желающие подзаработать, и на объявление откликнулись семьдесят молодых людей, из которых прошли «кастинг» двадцать четыре.

В один из последующих дней к половине из них в дом ворвались полицейские. Юношей обвинили в вооруженном ограблении, на глазах у соседей заковали в наручники, затолкали в машины и под вой сирен увезли. Эксперимент начался.

Идея эксперимента принадлежала профессору психологии Стэнфордского университета Филипу Зимбардо. В подвале его кафедры была оборудована тюрьма - почти как настоящая. Парни знали, на что идут: роли были уже распределены, бумаги подписаны, видеокамеры настроены. Одна половина добровольцев броском монетки превратилась в заключенных, другая - в их надзирателей.

После самых настоящих процедур досмотра, фотографирования, снятия отпечатков пальцев доставленные в «тюрьму» арестанты были раздеты и тщательно обысканы. Затем их облачили в одинаковые одеяния - нечто наподобие халатов, длина которых не доходила даже до колен. Ношение нижнего белья под халатами не предусматривалось. Зато на головы днем и ночью должны были быть натянуты тугие шапочки из женских колготок (для имитации бритоголовости). Довершала наряд цепь вокруг щиколотки.

В действительности такой дурацкой униформы не носят нигде. Но Зимбардо вовсе не перестарался, ведь его консультировали настоящие эксперты (не один год отсидевшие за решеткой!). Просто целью исследования было максимально точно воссоздать не копию условий в местах не столь отдаленных, а психологическое состояние тех, кто под стражей. Чувство унижения, растерянности, страха.

Своих имен заключенные тоже лишились, и вместо них каждому присвоили номер, на который и следовало отзываться. Таблички с номерами были пришиты на эти самые балахоны.

С охранниками дело обстояло совершенно иначе! Их униформа была новенькой, удобной, выбранной совместно в армейском магазине. Им не запретили ничего. Единственным условием была недопустимость физического насилия, а единственной обязанностью- поддержание порядка всеми остальными способами. Обыкновенные студенты, вполне приличные парни, имели представление об этих способах разве что по газетам и телепередачам.

Итак, заключенные были размещены в трехместных камерах. Камеры имелись «хорошие» и«плохие» (для послушных и не очень). Для самых злостных нарушителей оборудовали карцер.

Карцер опробовали быстро: уже на вторые сутки заключенные подняли бунт. Они забаррикадировались в своих камерах, сорвали шапочки и требовали либерализации режима. Охранники подавили бунт довольно профессионально, в карцер был отправлен зачинщик, а всех остальных поменяли местами. Они могли облегчить участь товарища, отказавшись от некоторых своих привилегий, но никто даже не подумал этого сделать.

Надзиратели вошли во вкус. Заключенные- тоже. Первые придумывали всевозможные наказания, вторые. подчинялись. Эксперимент продолжался круглосуточно; ночью, когда казалось, что они не работают, некоторые из охранников вели себя еще грубее. А глаза постоянно прятали под темными очками, выданными вместе с формой, хотя в подвальном помещении в них не было никакой необходимости.

А заключенные уже были, мягко говоря, не рады, что во все это ввязались. Часто плакали, их мысли путались. Двоих вывели из эксперимента и заменили- из-за сильного шока. Еще у одного по всему телу пошла сыпь. Из чувств и стремлений у них остались лишь ненависть к надзирателям и желание каким угодно образом облегчить свою участь.

Рассчитанный на несколько недель, тюремный эксперимент пришлось прекратить через шесть дней. События развивались слишком быстро, и слишком быстро игра перестала быть игрой. Навязанные роли преобразили людей до неузнаваемости.

Арестанты с облегчением выслушали новость о«закрытии» тюрьмы- не сразу, но все же вспомнив, кто они и на каком они свете. А вот надзиратели оказались. весьма раздосадованы таким поворотом событий. Им, похоже, все понравилось.