Н. Глобус - Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир

Профессору Монреальского университета Бернару Пекле и его коллеге удалось установить, что взрыв произошел, по всей вероятности, от использования динамитных зарядов, используемых в лесной промышленности и сельском хозяйстве при корчевании пней. Взрыватель мицы, вероятно, был механическим. По небольшим осколкам отлакированных синих пластин эксперты установили, что в мине использовался источник тока типа «Эвереди-10».

Перед домом Маргерит Питр постоянно находился патруль с таксистом. Они ожидали, когда она, наконец, выйдет из дома. Во время войны она также работала на квебекском военном арсенале, была знакома с Альбером Гаем, даже встречалась с ним и одалживала у него деньги. Те, кто пошли по следу молодой любовницы Гая, установили, что Никель Кот и Мари-Анж Робитэй — одно и то же лицо. Когда она убежала из дома, то скрывалась под чужим именем в квартире Маргерит Питр.

19 сентября следствие вдруг получило новый импульс. Объявилась важная свидетельница.

— Ваше имя? — спросил инспектор Гуйеметт.

— Тереза Ноель.

— Профессия?

— Официантка. Я помолвлена с братом Маргерит Питр. Он живет на улице Монсеньер-Говро. Утром в квартиру пришел старый знакомый Маргерит Питр, Альбер Гай, принес газету «Канада» со статьей о катастрофе самолета и прочитал ей ту часть, где было написано о неизвестной женщине, которая привезла в аэропорт посылку со взрывным устройством. Намекнул ей ;что она знает, о чем идет речь, дал ей коробку с какими-то таблетками сказал, что для нее было бы лучше всего их принять. Тогда она обрела бы покой.

Инспектор Белек направил на улицу Монсеньер-Говро подкрепление. Во второй машине находился таксист Пелетье. Около девяти перед домом остановилось такси. Не прошло и пяти минут, как в дверях показалась Маргерит Питр, поддерживаемая двумя мужчинами.

— Ну что, Пелетье? — спросил инспектор Белек.

— Это она, инспектор. Точно она.

Один этап расследования завершился. Инспектор оставил в коридоре больницы перед палатой Питр своего человека, а директор больницы получил приказ уведомить полицию, когда ее выпишут. У инспектора Беле-ка теперь было обоснование, чтобы задержать подозреваемую. Дело в том, что в Канаде попытка совершить самоубийство наказуема.

Из больницы Питр выписали 23 сентября, и в тот же день инспекторы Белек и Гуйеметт начали ее допрашивать.

Бледная и мокрая от пота, с лицом, напоминавшим творог, и глазами, наполовину закрытыми тяжелыми ресницами, она ерзала на стуле и взволнованно постукивала пальцами. Потом достала из сумочки замызганный носовой платок, громко высморкалась и сердито воскликнула:

— Альбер — дрянь, страшная дрянь! Он обращался со мной, как с вещью. Я понимала, что я его вечная должница, но он использовал это в ужасных целях. Когда в газетах появилось это злополучное сообщение, он пришел ко мне домой, разложил на столе газетенку «Канада», и знаете, что сказал? Его слова я передам дословно: «Ты, стерва, — кричал он на меня, — кому ты дала ту коробку, кому ты ее одолжила, кто мог в нее положить взрывное устройство?»

Такая свинья. Он ходил от стены к стене, как полицейский, и выкрикивал, что я за это отвечу, что меня найдут и вообще, лучше было бы, если бы я покончила жизнь самоубийством. Он бросил на стол упаковку с таблетками и хлопнул дверью. Мне было дурно, поверьте, меня три раза вырвало. Было ясно, что он бросил меня на произвол судьбы. И что это он взорвал самолет, чтобы избавиться от жены. А что было делать мне? Я знала, что он все свалит на меня, поэтому выпила все пилюли. Но домой пришел брат и вызвал врача.

При дальнейшем расследовании удалось установить, что незадолго до того, 16 сентября, Гай прикаэ(ал, чтобы она отправилась за Мари-Анис Робитэй и привела ее к себе домой. Затем объяснялся с ней. Толстая Питр услышала часть их беседы.

— Он снова врал. Как и всегда. Медовые речи, затем сделал совсем другое. Но тогда он сказал ей, что все уже приготовил, и как только ей исполнится двадцать один год, они поженятся. Я ничего не понимала тогда, и мне казалось странно, что он возьмет и разведется.

Она вытерла лоб и затылок, глубоко вздохнула, словно была рада, что все уже позади. Ей стало легче. Но глаза у нее все еще бегали, словно она ожидала беды. Инспектор Белек наблюдал за ней. Он не верил ей, но знал, что она сама должна решиться. Минуту он ни о чем не спрашивал Питр, оставив ее наедине со своими мыслями.. Она не долго выдержала душевные терзания. Ее решимость наконец окрепла, и она стала рассказывать:

— Это случилось 13 августа. Несчастливое тринадцатое число. Пришел Гай, остановился у двери. Он усмехался. Я знала эту его ехидную ухмылку и понимала, что ничего хорошего она мне не предвещает. Он показал все мои расписки и пообещал их уничтожить, когда я окажу ему любезность. Он сказал «любезность», вы понимаете — «любезность»! У него, мол, есть подруга, некая Кот... Он даже не удосужился придумать ей какое-нибудь необычное имя. И у этой Кот в Ривьер-о-Пен есть ферма. Для выкорчевки деревьев ей нужен динамит. Так везде делают. Он, мол, пообещал этой Кот, что поможет ей и вышлет или привезет динамит, точно я уже не помню.

— Вы обещали помочь? — спросил инспектор Гуйе-метт.

— А что мне оставалось делать?

Наконец у Белека и Гуйеметта было достаточно улик, чтобы получить ордер на арест Альбера Гая. В одиннадцать часов вечера 23 сентября его арестовали в доме его матери в Лимуале. Он не был похож ни на убийцу, ни на донжуана. Тощий, невзрачный, тридцатидвухлетний зазнайка, вероятно, еще веривший в то, что полиция ни в чем не сможет его уличить. Ведь он так ловко все провернул, что вина должна упасть на других.

Его обвинили в массовом убийстве, в том, что при посредничестве Маргерит Питр он подложил в самолет мину с часовым механизмом, чтобы избавиться от своей нелюбимой жены. При этом погибли еще двадцать два невинных пассажира, в том числе четверо детей, три члена экипажа и стюардесса.

— Ничего подобного я не совершил, — упрямо повторял он. — Маргерит Питр созналась, нам все известно.

— Маргерит Питр может говорить все что ей вздумается. Я не знаю ни о каком убийстве, никакой посылки я не видел, и не знаю, почему мне надо было склонять ее к самоубийству. Все, что она вам рассказала — сказки. Я не имею к этому никакого отношения.

— Но ведь Маргерит Питр ваша хорошая знакомая? — спросил инспектор Белек.

— Хорошая или нет, но мы знаем друг друга уже не один год. Она работала на меня, продавала всякую мелочь. А ее брат, инвалид в коляске, ремонтировал мне часы. Это все. Больше с этой семьей у меня не было ничего общего.

— Вас с ней связывало как минимум еще одно дело, — сказал инспектор Гуйеметт.