Борис Гребенщиков - Аэростат. Течения и Земли

LP Silly Wizard «Live Wizardry», 1988

В кельтских странах бард считался фигурой неприкосновенной: он мог путешествовать где угодно, говорить что угодно и петь там и тогда, где пожелает. Он приносил новости и передавал важные послания. Вдобавок к этому он был живым хранилищем культуры и истории – все это хранилось у него в памяти в виде десятков тысяч стихотворных строк.

Когда в долине происходила битва двух армий, барды этих армий сидели вместе на высоком холме над побоищем и внимательно смотрели, как теперешние футбольные судьи, все ли идет по правилам. И суждений бардов не мог оспорить никто. Если барды решали, что правила чести нарушены, приходилось приостанавливать войну и вносить коррективы [4].

Не потому ли те времена так удобно теперь считать мифическими, что в теперешней жизни, как нас учат, всему этому нет места? Но в древних песнях все остается по-прежнему. Они настраивают на истинный лад и возвышают нашу душу. Не зря Ауэрбах говорил: «Музыка смывает с души пыль повседневного существования». Музыка и есть наше лучшее воспитание. {104}

Кэйт Расби

Однако времена менялись. На смену человеческим отношениям пришли отношения денежные. Существование бардов раздражало нарождающуюся феодальную власть, которой все менее становилась нужна справедливость в какой бы то ни было форме. Последние из потомков кельтских друидов и бардов – как непрост юмор истории – бежали из придушенной британским владычеством Ирландии к пообещавшему им свободу Наполеону и как пушечное мясо полегли под чужим флагом в снегах России.

Однако не будем грустить – барды сгинули, но старинные законы их музыки остались: она зависит от звезд и Луны, растущего зерна и острого серпа, а значит, тайны никуда не делись, они просто ждут времени, когда смогут снова открыться на пользу всем нам. {105} {106}

На вопрос «Что такое серьезная музыка?» – я бы ответил, что это музыка, которой вы готовы довериться, которая развивается и живет в другом времени. Ведь обычно от современного музыкального произведения ждут немедленного удовлетворения: если с начала песни прошло тридцать секунд, а они еще не запели – перематывай, некогда нам слушать, как они тут рассусоливают.

В случае с серьезной музыкой – другая история. Мы временно сдаем все наши ожидания в гардероб, перестаем считать секунды, устраиваемся поудобнее и ждем, когда сказочник поведет нас за руку в волшебный и невиданный мир. {107}

Симфоническая музыка развивается именно по этим законам.

Мне сильно повезло: когда я был совсем маленьким, мама водила меня в Филармонию (за что ей огромное спасибо!), и деваться было некуда, мне, может, и хотелось бы заняться чем-то другим, но права выбора у меня не было, да и, признаться, было интересно: уж больно небытовое времяпрепровождение, здорово и красиво. Поэтому вкус к симфоническому волшебству был привит мне с самого детства.

Но все-таки довериться классической-симфонической музыке было не всегда легко – слишком уж она набила оскомину, слишком много звучало ее по радио: «Вы слушаете передачу „В рабочий полдень“; а сейчас по заявке рабочих машиностроительного цеха прозвучат ноктюрны Шопена». Поэтому я и ринулся тогда (как только смог) с головой в совсем другую музыку и много лет исследовал ее просторы.

Терри Райли

Но со временем начало хотеться все большего – и я вновь пришел в места, которые видел в детстве, но на этот раз уже осознал их совсем по-другому.

А поскольку опыт слушания музыки у меня уже накопился довольно большой, я обнаружил, что так называемая классическая музыка просто по-другому относится ко времени. Когда она писалась, люди, видимо, меньше торопились, у них был другой темп жизни… или они просто лучше относились к самим себе. И чтобы начать слышать эту музыку, попадая в нее из современного пространства, приходится сознательно перестраиваться на неторопливость. Но эта неторопливость окупается стократ. А в случае с экспериментальной музыкой вообще не знаешь, чего от нее ждать. {108}

Обычно мы воспринимаем музыку со стороны – как картинку, висящую на стене. Но подойдите к этой картинке ближе – слушайте музыку, и пусть все остальное временно перестанет для вас существовать. Теперь еще ближе – пересеките невидимый барьер, отделяющий музыку от вас. Войдите в музыку так, как будто это комната. Звуки окажутся перед вами, справа и слева, они будут вокруг, они будут находиться с вами в одном пространстве. Заметьте: звуки, а не музыканты с инструментами; звуки, свободные от средств их извлечения, и ваша душа наравне с ними.

Важны не сами звуки, а чувства, которые они создают. Так же, как когда вы читаете газету или книгу, вы не обращаете внимания на то, что перед вами – буквы, напечатанные краской на бумаге, и эти буквы складываются в слова; нет, вы воспринимаете ТО, ЧТО СКАЗАНО этими словами. Вот именно так неважны музыканты со своими музыкальными инструментами – важны сочетания звуков, появившиеся на свет с их помощью. Музыка напоминает вам что-то, что вы знали и раньше (назовем это «архитектурой Бытия»), но это как-то забылось – а теперь вы вновь пришли в это место, где вы наравне с музыкой. {109}

Терри Райли и Пандит Пран Нат

Про калифорнийского композитора Терри Райли говорят: «Это один из ста людей, создавших двадцатый век». Именно с его музыки еще в 1964 году началось музыкальное движение, называемое минимализмом. По мнению специалистов, оно изменило направление музыки XX столетия. Как пишут критики, «гипнотические, многослойные, полиметрические, с привкусом Востока композиции Терри Райли разбудили в людях интерес к Новой Тональности».

Терри Райли родился в Калифорнии, закончил консерваторию в Сан-Франциско; но его наиболее важным учителем был индийский классический певец Пандит Пран Нат. Райли много раз ездил в Индию – играть и учиться. Еще он много путешествовал по Европе, впитывая музыкальные культуры и подрабатывая пианистом в барах.