Ася Михеева - Автор, жги! [Азы конфликтологии для сторителлеров]

Ну и наконец, коротенький список терминальных ценностей у каждого человека проранжирован по-своему. Кто-то с чувством «вот так оно и надо» отдает душу за други своя — если пункт «благополучие близких» у него стоит выше, чем «быть живым», кто-то за то, чтобы быть любимым, отдаст и жизнь и свободу, а кому-то внезапно нужно, чтобы было интересно.

Вспомним короткий разговор почтенного хоббита Бильбо с бродячим волшебником. Точнее, одно развернутое высказывание господина Бэггинса, осознавшего, с кем разговаривает.

— Бог мой! — продолжал он. — Неужели вы тот самый Гэндальф, по чьей милости столько тихих юношей и девушек пропали невесть куда, отправившись на поиски приключений? Любых — от лазанья по деревьям до визитов к эльфам. Они даже уплывали на кораблях к чужим берегам! Бог ты мой, до чего тогда было инте… я хочу сказать, умели вы тогда перевернуть все вверх дном в наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы еще… трудитесь.

В этом высказывании для опытного этнографа и антрополога Гэндальфа проявляется ключевой для дальнейшего сюжета момент. Господину Бэггинсу ОЧЕНЬ важно, чтобы было интересно. Но ему никак нельзя в этом признаваться, уж не то, чтобы к этому открыто стремиться — ведь он же _почтенный_ хоббит! То есть социальное положение господина Бэггинса не удовлетворяет его ведущей терминальной ценности — тому, о чем господин Бэггинс не позволяет себе даже мечтать.

Гэндальф ухмыляется в бороду, еще немножко дразнит хоббита и рисует на его двери знак. Он нашел то, что искал. Мы не знаем, со сколькими хоббитами он безуспешно побеседовал на тот момент, но знаем только то, что его поиск окончен. И, собственно, в дальнейшем сюжете становится очевидно, что мудрец не ошибся.

Однако, если вы или тем более ваш персонаж — не Гэндальф, и уровень прозорливости у него пониже, скажем, среднехоббитский, то внезапность и непредсказуемость того, как некто убегает из дома с гномами даже без носового платка, дают примерно понять, насколько тяжелыми для урегулирования являются ценностные конфликты. Поведение того, кто выпал из средней местной нормы, НАСТОЛЬКО не укладывается ни в какие рамки, что вернувшегося из странствий господина Бэггинса _нормальные_хоббиты_ не сразу признают им самим, и всю оставшуюся жизнь считают чокнутым.

Строить сюжет на конфликте ценностей увлекательно, но непросто — надо суметь и показать читателю, как выстроены приоритеты героя, и не сделать это слишком очевидным образом, и понять, почему эти приоритеты не являются тем, чего от героя ждут. Просто так, потому что нам хочется, чтобы герой был особенный и его не понимали — не выйдет. Латентный авантюризм господина Бэггинса был тщательно обоснован автором. Но об этом мы подробнее поговорим дальше, в разделе про треугольник АБС.

Вовсе не обязательно для сюжета брать один предмет конфликта. Как вы можете видеть, даже в одной-единственной межличностной системе может быть напихано бешеное количество противоречий — от мелких до достаточно серьезных. Жизнь изобилует такими ситуациями, и в тексте читатель ожидает отсутствия одномерности проблем. Более того, большинство хороших сюжетов развивается в сторону усложнения предмета — казалось, что просто не совпадают показания двух свидетелей, а потом как полезло, как полезло! Напротив, если на старте заявлен конфликт целей или ценностей, а разрешение его предлагается сличением фактов — читатель будет чувствовать себя обманутым «замах-то на рубль, удар на копейку…» Вообще, в целом, конфликт к концовке текста должен быть решен. Можно оптимистично, можно трагично — но нельзя с понижением сложности. Лучше загадать простую загадку и элегантно разрешить ее, чем намотать три тома пророчеств и сновидений, а потом убить Эмгыра, Мильву и всех остальных спутников Цири в одной перестрелке. Важно помнить также, что последовательность конфликтных событий не приводится в состояние «нещщитова» разрешением того (может быть пустякового) конфликта, с которого все началось, разматывать и преодолевать придется всё по отдельности — и почему в кузнице не было гвоздя, и кто отвечал за своевременную замену подков, и почему не было сменной лошади, и как так вышло, что командир не назначил себе заместителя на крайний случай, и как поступить с командирами пехоты, сбежавшими при виде разбитой конницы, и как выгнать оккупантов из города — тоже придется решать отдельно.

Так что персонажи, которые докопались откуда все началось — все равно стоят перед необходимостью разгрести и убрать все, что навалилось на первопричину сверху. Скучно им не будет.

Все те, кто разделяют общий способ видеть и объяснять конкретную ситуацию, оптом называются стороной конфликта. Сторон, обычно, две. Редко — три, и почти всегда большое количество сторон означает, что мы попросту имеем дело с несколькими конфликтами на одной территории.

Однако, сторона конфликта — это не единое, плечом к плечу, объединение. Если конфликт не межличностный (Вася против Пети), то даже не все, кто относится к стороне конфликта, могут сразу осознать свое участие.

В минимальной комплектации вся сторона конфликта состоит из СУБЪЕКТА — то есть из индивида, информированного о факте конфликта и активно в нем участвующего. Минимум один субъект в каждом открытом конфликте есть. В латентном и это необязательно (автомобиль из Франции и автомобиль из Англии уже въехали на ла-маншский мост и разогнались, но ни один водитель понятия не имеет о действиях другого). Участник, который или еще не знает о конфликте, или знает, но не имеет никаких ресурсов повлиять на события — ПАССИВНЫЙ участник.

Сама концепция пассивного участника очень важна в конфликтологии. Конфликт не нужно лично организовывать, не нужно быть виновным хоть в чем-то, он на отлично может сам к вам заявиться. В жизни понимание этого момента дает хорошую защиту от стереотипа «короткая юбка» (если с тобой случилась фигня, наверное, ты ее как-то призвал), а для автора это свобода от необходимости обосновывать, что ж такое герой совершил, что с ним начали приключаться приключения. Ничего не надо заранее совершать. Достаточно ненароком оказаться в «нужном времени в нужном месте», например в Хиросиме в 1945 году.

Конечно, роли субъекта и пассивного участника — динамические! Утром 22 июня 1941 года боец Тарасько — пассивный участник (не знает о уже существующем конфликте, не прилагает для его существования никаких усилий, не имеет возможности вмешаться); к вечеру 23 июня, приложив усилия и обретя винтовку — субъект; раненый в голову в бессознательном состоянии попав в плен — опять пассивный; участвуя в побеге военнопленных и нападая с лопатой на охранника — снова субъект.