Юлия Идлис - Осенило – написал

Но иногда в жизни, как в кино, случаются чудеса. И сценаристу, который уже неделю мучается в поисках точной реплики в «живом диалоге», боженька посылает не реплику, а целую сцену.

Например, сценарист входит в лифт. Там три дамы в дорогих мехах, с макияжем, маникюром и укладкой. Одна постарше и две молодые. И они, совершенно не стесняясь сценариста, разговаривают.

Одна из молодых вздыхает: «Ох, мне как будто по голове треснули…» Дама постарше закатывает глаза: «Ой, ну первое похмелье в жизни!» Молодая задумчиво продолжает: «Хочется пряного бульона… почему-то». Вторая молодая со знанием дела замечает: «Ну это всегда так». Первая удивляется: «Да?» Дама постарше фыркает: «Ну ты прям как не из нашей семьи!» Молодая защищается: «Ну откуда мне было знать про бульон? Вы мне только что это рассказали!» Тогда дама постарше всплескивает руками и восклицает: «Нет, ну а что мы по утрам-то едим?!»

В этот момент двери лифта открываются, и три дамы, благоухая селективным парфюмом, выплывают мимо сценариста в подъезд. (Хочется написать «перешагивают через бездыханного мужика в луже крови» – но в жизни это две разные истории, и общего у них – только онемевший сценарист, который рвет из кармана телефон, чтобы все это записать, пока помнит.) Что сказать – боженька точно знает, когда нужно закончить сцену, чтобы она получилась ну прям как в жизни.

Понимают ли дамы в лифте, что втроем сымпровизировали настоящий «живой диалог», за который сценарист удавится? Вряд ли. Смогут ли они сымпровизировать второй такой же, когда поедут в лифте обратно? Не думаю. А вот сценарист – должен. Причем быстро, четко и по расписанию.

Поэтому сценарист крутится как может и все подсмотренное и подслушанное тут же пускает в работу. Сделать с этим ничего нельзя, просто знайте. И если вы вдруг встретили в лифте сценариста, постарайтесь, наверное, молчать. И отвернитесь на всякий случай к стене, а то он пустит в работу ваше выражение лица. Или шарфик. Или сам тот факт, что, встретив в лифте сценариста, вы тут же молча отвернулись к стене. Это вот само по себе уже очень красноречиво. И прямо как в жизни.

Что общего у сценариста с вомбатом? Оба срут кирпичами. Я не шучу (про вомбата так уж точно).

Нет, правда. Вомбачьи экскременты, как известно, имеют форму куба. Это отличает их от обычного говна, потому что они как бы уже расфасованы, имеют заданную форму – и их в таком виде можно воспринимать. Как-то к ним относиться.

Со сценарием – да и с любым текстом – то же самое. Чтобы его можно было как-то воспринимать, у него должны быть твердые рамки. Лучше – такие, которые делают его аккуратным кубиком, то есть придают ему форму. Это рамки дедлайна, к которому его нужно написать, и объема, в который его следует уложить.

С дедлайном мы в этом канале как-то разобрались. А вот с объемом, как выяснилось, проблема.

Большинство людей считает, что объем – это груди. Ну, максимум – средств. К тексту, с их точки зрения, объем не имеет никакого отношения, а школьные задания типа «напишите сочинение на шесть страниц» кажутся им учительским произволом.

Все бы хорошо, но некоторые из этих людей вырастают и становятся заказчиками. Такие заказчики говорят: «Неважно, сколько знаков/страниц/серий нужно. Вы пишите, как пишется, а мы посмотрим». Стоит ли говорить, что заканчивается это всегда одинаково? «Мы думали, вы хороший журналист/писатель/сценарист, а вы нам что написали?».

Объем – это важная характеристика будущего текста, а также знак того, что заказчик у себя в голове как-то этот текст представляет. То есть – знает, чего хочет. Ведь на стадии замысла роман-эпопея отличается от газетного фельетона так же, как опубликованный роман-эпопея отличается от напечатанного газетного фельетона. У них разный сюжет, разный уровень проработки деталей, разные детали – все разное, включая лексику и синтаксис. И если сразу не подумать о том, что ты пишешь, – эпопею или все-таки фельетон, – можно вместо аккуратного кубика произвести тонну какого-то говна (это если вернуться к нашим вомбатам).

Сценарист, который пишет в определенный хронометраж, знает это как никто. Придумывая историю с нуля, первое, что я про нее решаю, – это ее будущий объем. И не потому, что мне, как Маяковскому в литературном журнале, платят из расчета за строчку (увы). А потому, что любая история работает только в силу того, что она в какой-то момент кончается.

Именно в тот момент, когда история вся целиком позади, тот, кто ее прочитал/посмотрел/услышал, начинает чувствовать. А если история была хорошая – то и думать, и даже дышать. Мастерство любого писателя – не только сценариста – состоит в том, чтобы создать для читателя или зрителя именно этот момент, когда все, что от истории осталось, – это человек, внутри которого она теперь живет целиком. И если писатель не знает, где этот момент и когда он наступит, он не сможет никого к нему привести.

Поэтому бесконечных историй не бывает. Бесконечная история – это как если бы вомбат срал одним нескончаемым кирпичом. Во-первых, это был бы уже не кирпич, а я даже не знаю что, труба какая-то. А во-вторых, вомбат бы тупо сдох, так и не успев заняться в своей жизни хоть чем-нибудь другим.

Вот так и сценарист. Чтобы у него вышел хороший куб, важно понимать, какого он будет размера. Тогда хоть ясно, как сильно надо напрячься, чтобы его произвести. И выйдет ли этот куб вообще. И когда он выйдет.

Иногда – очень редко – нам с заказчиком удается прийти к консенсусу относительно сроков и дедлайнов. Происходит это так.

Заказчик называет срок сдачи сценария, который его устраивает, и упирается в него рогом. Тогда я говорю, что готова уложиться в этот срок, если мы опустим один из промежуточных этапов сдачи работ – как правило, поэпизодный план. И тоже упираюсь в это рогом.

Некоторое время мы с заказчиком стоим, как те самые бараны на мосту. Сверлим друг друга взглядами в интерфейсе электронной почты. Многозначительно лайкаем друг друга в Фейсбуке. Он – мои посты из серии «целый день ничего не делала, зато купила новые штаны». Я – его посты из серии «фильм N писали 10 лет; сейчас посмотрел – браво, прекрасная работа!».

Потом кто-нибудь из нас сдается. Как ни странно, очень часто первым сдается заказчик. «Черт с вами, – в сердцах восклицает он, – пишите уж сразу сценарий [, сволочь]». Я вскакиваю на стол, пляшу там джигу и уже готовлюсь подписать договор, уважающий мое право и потребность работать качественно.

Но тут, уже практически в момент подписания, заказчик вкрадчиво уточняет: «Мы тут подумали: вы же для себя все равно будете писать поэпизодник? Чисто для удобства? Так вот, мы бы его посмотрели. Вы же не против?»