Адриан Гилл - Опыт путешествий

Мы находимся в квартале Ситэ Солей, что в пригороде Порт-о-Пренса. И до землетрясения он был известен как самое ужасное на свете место. Эту трухлявую трущобу, выстроенную из всякого дерьма, мерзостную, с отворенными венами заразных сточных канав, тоже тряхануло, однако по какой-то непостижимой иронии десница божья пощадила ее. Так она и торчит триумфально в своем гнилом уродстве.

Палатка рожениц — место радости «со слезами на глазах». Младенцы — блаженные символы надежды. Большинство матерей лежит на маленьких раскладушках; на короткое время они в безопасности, в своем маленьком мирке, полном облегчения и радости, которое приносит благополучное разрешение от бремени. Однако это совсем не подходящее время и место для новорожденного или молодой матери: большинство этих женщин потеряли и свои семьи, и собственных матерей. Им некуда возвращаться. Одна из женщин сидит, скрючившись, совершенно несчастная. У нее на коленях маленький призрак — скелетик, обтянутый кожей. Его веки трепещут, головка покачивается, слишком тяжелая для тощей шейки. Я видел это прежде: кроха на грани между жизнью и смертью. Доктор шепчет, что у ребенка водянка головного мозга. Всего в часе лета Флорида, там ребенку могли бы всунуть в голову дренажную трубку и откачать жидкость. «Здесь мы этого сделать не сможем, и потом, ему ведь понадобится регулярное лечение, а тут это невозможно». Его прогноз? Врач пожимает плечами. Маленькое сердечко бьется о грудную клетку, дыхание упрямо растягивает ребра. Только когда все совершенно безнадежно, когда смерть за углом ждет финального отсчета, начинаешь осознавать, насколько цепкими и яростными, насколько отважными становятся попытки сохранить в себе искру жизни. В кроватке по соседству с умирающим ребенком лежит обложенный подушками милый маленький мальчик. Он глядит на меня лучистым взглядом огромных глаз и тянет ручонки. «Любит обниматься, — объясняет бельгиец, занимающийся снабжением больницы. — Всем доверяет. Мы нашли его в мусорном ящике». Гаитянский мусорный ящик — постапокалиптический метод решения проблем. У ребенка не хватает одного пальца. Наверное, крысы отъели, — не такая уж здесь и редкость, как может показаться. Крысы приходят ночью и отгрызают людям пальцы на руках и ногах, иногда носы. Мальчику месяцев девять.

Он не нежеланный ребенок и не какой-нибудь незаконнорожденный. Кто-то растил этого малыша, пока мог, и в конце концов под давлением этого ужаса, смертей и катастрофического отчаяния его выкинули, как мусор. Он хихикает и тянет ко мне ручонки, и я понимаю, что если возьму его на руки, то уже не смогу вернуть его в кроватку. «И как вы его назвали?» «Ирод». «Как-как?» «Ирод». «Вы назвали этого ребенка именем царя, приказавшего умертвить невинных младенцев?!» Нет такой трагедии, которую бельгийцы не смогли бы усугубить, причем из самых лучших побуждений.

Это землетрясение стало женской трагедией. Конечно, трагедией оно было и для всей нации, но особенно тяжкая ноша выпала на долю женщин. Хотя статистика и не велась, но, судя по некоторым данным, погибло больше женщин, чем мужчин. Землетрясение случилось днем. Женщины были дома, готовили обед, заваривали детям чай, когда упало небо. В отделении для калек я насчитал примерно в два раза больше женщин, чем мужчин, к тому же за последнее время в больницах появляется все больше жертв изнасилования. Ходят туманные слухи, что часто подвергаются насилию девочки, оставшиеся сиротами, оказавшиеся на шее соседей или дальних родственников в переполненных лагерях, большей частью выстроенных и обслуживаемых тоже женщинами. Как и везде, они стирают, убирают, готовят еду и заботятся о детях. На скамейках несколько женщин дожидаются врача. Тихие и умиротворенные, они держатся за руки, приобняв бледных детей и положив ладони с жесткими проворными пальцами на колени. Их лица отутюжены горем и полны жестокой решимости. Здесь присутствует нечто виденное мной прежде, что сложно объяснить: в любой катастрофе есть своя устрашающая красота.

В последний раз я приезжал на Гаити в 2004 году, на грустный праздник двухсотлетия независимости страны. Это было самое страшное место из тех, где мне доводилось побывать. Меня травили газом, в меня стреляли, мне угрожали вудуистскими зомби. На улицах валялись трупы. Я был свидетелем, как солдаты избивали студентов, на моих глазах погиб подросток, застреленный в бандитской «разборке». Всем заправляли банды головорезов, называвших себя химерами. Говорят, они подчинялись непосредственно президенту Аристиду, который некогда был католическим священником, но, по слухам, пользовался для удержания власти практиками вуду. Это даже не анархия: анархия подразумевает наличие некой философии, некоего замысла. А тут — вселенский хаос. Единственное, что объединяло практически всех гаитянцев, — вера в то, что их страна всегда была проклятой и осталась таковой по сей день. Уезжая, я мысленно поблагодарил Бога за то, что выбрался из этой темной и безрадостной страны и больше никогда сюда не вернусь. Будьте осторожны, когда благодарите за что-либо, — вам могут предложить добавки.

В новом аэропорту царит хаос: кругом кучи вещевых мешков и коробок. Люди, что беспомощно бродят вокруг, — большей частью американские христиане-фундаменталисты, приехавшие в поисках санкционированных Богом приключений, одетые как для африканского сафари, в футболках, кричащих об их добродетели. Они возбуждены и бестолковы. Вторая половина — гаитянцы, вернувшиеся домой из-за границы, чтобы искать свои семьи под руинами панельных домов. Они везут с собой деньги, теплые одеяла и магнитофоны. На вылете из Майами нас задержали на три часа: группа экзальтированных баптистов пыталась проскочить с огромными сумками, полными вяленой говядины, мимо очереди, состоявшей из тех людей, которых они ехали утешать. Огороженное летное поле превратилось в огромную свалку: военные палатки, мобильные склады, вертолеты и оборудование. Здесь работают сотни благотворительных и неправительственных международных организаций, тысячи рабочих, волонтеров и специалистов, полезных и не очень. Всем им нужно где-то спать, что-то есть и пить, им нужна санитария западного уровня. Первоочередная забота этих организаций — здоровье и безопасность их собственных членов, материально-техническая помощь логистикам и читателям молитв.

Солдаты американской армии, «голубые каски» ООН и миротворцы сидят за колючей проволокой, сохраняя скучную, мрачную, сытую неподвижность, периодически приглядывая за дорогой из окон броневиков сквозь стекла зеркальных очков Ray-Ban. Они всячески стараются избегать поездок в брезентово-полиэтиленовые городки для пострадавших, и в большинстве случаев им это удается.