Генри Мортон - Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Прямо под ногами лежал Перт — живописное скопление крыш на берегах реки. Сама Тей с высоты выглядела серебристой лентой, которая, извиваясь, тянулась по зеленой долине Карс-оф-Гоури. Временами она ненадолго скрывалась в гуще лесов, потом снова выныривала и, постепенно расширяясь, устремлялась к морским просторам меж Форфаром и Файфом.

Если смотреть вот так, с вершины Кинноул-Хилл, создавалось впечатление, будто вы зависли на высоте 729 футов на борту неподвижного аэростата. Вся местность до самого горизонта просматривалась, как на ладони. Воздух был настолько чистым и прозрачным, что позволял разглядеть малейшие детали. Лишь горы вдалеке были окутаны голубоватой дымкой, но и они выглядели не столь далекими и недостижимыми, как со стен Стерлингского замка. На самой верхушке Кинноул-Хилл установлен указатель направлений. Он представляет собой плоский застекленный диск, к тому же дополнительно защищенный проволочной сеткой. На этом диске, как я знал, были изображены черные стрелки, нацеленные на самые знаменитые вершины Грампианских гор. Однако сейчас стекло запотело и было густо усеяно капельками выпавшей росы. Чтобы хоть что-то разглядеть, мне пришлось просунуть под сетку носовой платок и с помощью палки тщательно протереть поверхность стекла. Вот теперь можно было попытаться сориентироваться в туманной гряде на горизонте.

Поверьте, это лучший способ познакомиться с Хайлендом — ранним утром подняться на вершину Кинноул-Хилл и, справляясь по указателю, отыскать расположенные на расстоянии десятков миль знаменитые пики. Бен-а-Гло, Бейн Деарг, Кэйрн-Тоул, Бен-Макду — каждому из них соответствует своя стрелка… постойте, а что это за туманный великан маячит вдали? Неужто Бен-Невис?..

На обратном пути я еще издали заслышал школьный звонок. А вскоре увидел и детей — маленьких мальчиков с замечательными шотландскими лицами. Они шли поодиночке и группками, стараясь не прийти слишком рано, но и не опоздать к занятиям. Ботинки у всех блестели, как на параде. Один мальчик — типичный рыжий шотландец с веснушчатым лицом — приблизился ко мне и, забавно растягивая окончания, поинтересовался:

— У вас есть наклейки от сигарет?

Под его выжидательным взглядом я обшарил карманы и в конце концов нашел парочку этикеток.

— Кто тебе чистит ботинки? — задал я вопрос, который вертелся у меня на языке.

— Я сам.

— Как тебе нравится школа?

— Отличная школа.

— А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

— Я еще не решил, — с превеликой серьезностью ответил этот маленький шотландец. — Но, скорее всего, фермером.

Забавно! А ведь три четверти его сверстников грезят автомобилями.

Мальчишка тем временем развернулся и, весело насвистывая, направился к школе. По дороге он беспечно, не жалея начищенных башмаков, сшибал росу с травы. Где-то на полпути он повстречал товарища и завел с ним оживленную беседу. И если я хоть что-то понимаю в характере шотландцев — в этот момент он пытался обменять мои этикетки на нечто более стоящее.

Я пробираюсь в Хайленд через Девилс-Элбоу, посещаю Бреймарское собрание, осматриваю Балморал и знакомлюсь с городом, который возник по королевскому указу; в конце главы описывается долгий ночной спуск в Абердин.

В Перте я остановился в большом отеле, который почему-то предпочитал именоваться постоялым двором. Основную массу постояльцев здесь составляли коммивояжеры и американские леди, коллекционирующие невинные романтические воспоминания. Данное заведение привлекало их возможностью переночевать в бывшем номере Красавца Принца Чарли. Меня лично эта комната не слишком вдохновила. Единственной приметной деталью показалась дата «1699», выгравированная на камине и угрюмо взиравшая на висевший напротив рукомойник с кранами горячей и холодной воды.

Каждое утро в гостинице происходила смена населения: приезжали новые коммивояжеры, а прежние исчезали, дабы и дальше нести цивилизацию на просторы Шотландии (понимай, приумножать количество бесполезных, необязательных вещей). К вечеру количество автомобилей увеличивалось: со всех сторон — с севера и юга — в отель съезжались новые эмиссары промышленного прогресса.

В Перте мне встретился человек, который продавал шляпки женщинам с острова Скай, еще один вез партию фарфора на Шетландские острова, третий обеспечивал водопроводными трубами население Внешних Гебрид. Перт — фактически пограничный город. Отсюда стартуют все коммерческие экспедиции на север. И сюда же возвращаются из Хайленда многочисленные коммивояжеры. Здесь, в стенах этой гостиницы, они строчат свои отчеты в Данди, Стерлинг, Глазго и Эдинбург, пытаясь списать невесть где потерянные дни на сложности горных дорог.

В наше время актеры, журналисты и коммивояжеры — эти профессиональные скитальцы — уже благополучно влились в лоно общества. Сегодня, пожалуй, лишь фотокорреспонденты и грабители по-прежнему числятся среди отщепенцев, болтающихся на обочине социальной жизни (да и то насчет грабителей я не уверен). Однако еще совсем недавно все обстояло иначе. В викторианскую эпоху большинство людей представляли себе странствующего коммивояжера как невзрачного субъекта с грязными манжетами и неизменным кожаным саквояжем, который вечно торопится на какой-нибудь поезд. Перед содержателями постоялых дворов стояла проблема — как изолировать этого сомнительного типа от приличной публики, скажем, от путешествующих джентри? С этой целью была изобретена так называемая «коммерческая комната» — унылое помещение с минимальным вкраплением красного дерева и зеркал, где несчастные коммерсанты могли заниматься торговыми делами в обстановке почти монашеского уединения. Так они и путешествовали по всей стране — решая свои проблемы с помощью таинственной системы рукопожатий, а по вечерам топя горе в вине за стойкой бара. Единственным пунктиком, вызывавшим зависть у остальных членов общества, была стойкая (хотя и ничем не подтвержденная) репутация записных донжуанов, которая почему-то закрепилась за коммивояжерами.

В наше время, однако, престиж этой профессии неизмеримо вырос. Коммивояжеры из поденщиков превратились в настоящих джентльменов. Теперь человек, продающий спринцовки для носа, выдает себя за доктора филологии; распространитель Библии может оказаться членом университетской гребной команды; а уж если он торгует шелковыми носками, то потянет не меньше чем на доктора богословия! Он путешествует в симпатичном двухместном автомобиле и никогда не унизится до флирта с горничной. Останавливаясь в гостинице, он первым делом выставляет на прикроватную тумбочку фотографию любимой жены и лишь потом приступает к повседневным обязанностям.