Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

В жизни современной Индонезии рожденная в аравийских песках религия имеет немаловажное значение. Девять индонезийцев из десяти пять раз в день произносят: «Аллах акбар!» — «Велик аллах!», при встречах приветствуют друг друга арабскими словами «ассалям алейкум». Однако официально государственной религией ислам не провозглашен.

Еще до завоевания независимости в августе 1945 года комитет, разрабатывавший конституцию будущей республики, принял так называемую Джакартскую хартию. На первое место в этом историческом документе был поставлен принцип веры в бога и обязанность каждого мусульманина строго соблюдать предписания шариата. Но вместе с тем религиозные убеждения и практику комитет рекомендовал сочетать с «принципом гуманности, справедливой и цивилизованной», со стремлением к созданию «единой и демократической» Индонезии на основе «социальной справедливости».

Таким образом, хартию можно толковать двояко: в духе и религиозности, и секуляризма. Мусульманские ортодоксы ссылками на первую часть хартии добивались и добиваются и сейчас превращения страны в теократическое исламское государство. Светские же круги подчеркиванием второй части настаивали и продолжают настаивать на подчинении ислама государственной идеологии Панчасила, в которой постулат веры в бога — один из пяти принципов. Нечеткое формальное определение места и роли ислама в социально-политической жизни дает власть имущим возможность маневрировать и использовать это в своих целях. Поэтому в Индонезии практика правительства в религиозном вопросе имеет особое значение.

В октябре 1981 года в Мекку из Индонезии несколькими партиями на самолетах государственной авиакомпании «Гаруда» отправились 75 тысяч паломников. Самой старой из них была 90-летняя Салиа Сусанта с Восточной Явы. Всю жизнь она копила деньги для хаджа — одного из пяти обязательных для правоверного мусульманина обрядов. Поездка к священному черному камню Каабы стала для Салии Сусаниты последней в ее жизни. Не выдержав дальней дороги, она навеки упокоилась в священной земле пророка. Ее участь в разное время разделили около 700 других индонезийцев, имена которых добросовестно напечатали газеты.

Так «повезло» не всем страждущим в горячей молитве прикоснуться лбом к серым, отполированным миллионами ног плитам главной мусульманской мечети. Многие сотни из них оказались жертвами мошенников. В сентябре, накануне паломнического сезона, в глухие деревни разъехались респектабельно одетые молодые люди с черными, сверкающими замочками «дипломатами». Вежливо, убедительно они предложили не выезжавшим ни разу за пределы родной деревни крестьянам услуги в чрезвычайно сложной организации хаджа, оформлении многочисленных, непонятных деревенским жителям бумаг.

Потом собрали пожизненные накопления стариков, документы и, назначив день «отлета», исчезли. Напрасно приехавшие в назначенное время в джакартский аэропорт Перданакусума в специально сшитых белых, строго праздничных одеждах крестьяне, обвешанные узлами, сумками и чайниками, высматривали в чужой многоликой толпе «организаторов» путешествия в Саудовскую Аравию. Без денег, билетов, документов они несколько дней ждали чуда, которое перенесло бы их на священную землю за тридевять морей, пока полиция не запретила им жить в зале ожидания аэропорта.

В сентябре 1982 года военный трибунал лишил воинского звания и приговорил к 20 годам тюрьмы капитана Самади за то, что тот спрятал на ночь в мечети кусок свинины. В том же году в марте суд Центральной Джакарты признал виновным в «подрывной деятельности» и приговорил к высшей мере наказания Имрон Мухаммед Зайна, руководителя мусульманской экстремистской организации Исламский революционный совет Индонезии. В приговоре было указано, что он повинен в создании «нелегального движения» с целью свержения законного правительства и замены Панчасилы другим мировоззрением». В речах прокурора и адвокатов ни разу группа боевиков Имрона не была названа ее подлинным «названием — «Команде джихад». Священное мусульманское слово было исключено из слушаний. Прессу также строго предупредили не связывать этот судебный процесс с религией.

Праздник Идул Адха, который сопровождается принесением в жертву животных и раздачей их мяса верующим, я решил встретить у стен самой старой мечети Явы. Из подготовленного американскими авторами справочника явствовало, что она построена проповедником Сунан Гунунг Джати в деревне Чилинчинг, чуть к востоку от джакартского морского порта Танджунг-Приок. С трудом удалось отыскать мечеть почти у самой воды. Называлась она Масджид ал-Алам. Ее серые, в темных подтеках стены, тусклая, покосившаяся луковица купола, холодные внутренние залы действовали угнетающе. Не верилось, что это первая мечеть на яванской земле. Она не радовала, не приманивала. Наоборот — отталкивала.

За несколько дней до Идул Адха на базарах и на импровизированных торжищах верующие могут купить козла или буйвола. За день до заклания животных свозят к мечетям. Около каждой образуется маленькое стойбище. А здесь было пусто: ни людей, ни животных. Мечеть явно была заброшенной.

Оказалось, что составители справочника ошиблись. Им надо было проехать еще миль пять на восток, до деревни Мирунга, и там бы они увидели то, о чем хотели написать. В заблуждение их, видимо, ввело название святилища. Мирунгская мечеть тоже называется Масджид ал-Алам. Вот ее-то и построил, согласно преданию, Сунан Гунунг Джати — один из девяти первых проповедников ислама. По яванскому обычаю, его как выдающуюся личность похоронили у подножия горы Джати и стали именовать впредь по названию места захоронения.

Чтобы добраться до мечети, пришлось нанять лодочника. Молодой парень за 150 рупий вызвался отвезти меня туда и обратно. Уже по невероятно низкой плате за перевозку можно было догадаться, что иностранцы появляются в Мирунге далеко не каждый день. Лодочник долго лавировал меж затопленных разлившейся рекой кустов, сплетенных из бамбука ловушек для рыбы — келонгов, наконец высадил на берег.

Место оказалось весьма живописным. Между тем, пока я ехал на машине вдоль берега, все время отмечал его нагоняющий тоску неприглядный вид. Серые, длинные складские помещения, закаменевшие от придорожной пыли чахлые деревца, замусоренный голый берег. А здесь — зеленая трава, древние, с могучими кронами деревья, опрятное старинное кладбище и, наконец, сама мечеть — маленькая, ладная, светлая, с резными деревянными решетками на окнах. Вокруг был народ. Но не много.

Мужчины разместились внутри мечети и, опустив глаза к полу, сосредоточенно выслушали маленькую проповедь. Сзади них истуканами в белых балахонах сидели женщины. Детишки во дворе вились около приговоренных к закланию животных. Дергали козлов за хвосты, совали им в морды пучки травы, с визгом рассыпались в стороны, когда какой-нибудь рогатый, потеряв терпение, пытался их боднуть.