Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

Каша из топора продолжает вариться на протяжении тридцати часов. Ранее читатель с нею не управится. Это трудоёмкий процесс — варить такую кашу. Нужно убедительно доказывать необходимость использования определённых ингредиентов, которые нужно заранее отыскать. У Быкова вполне могли быть поставщики информации, с любезностью предлагавшие её при поступлении от Дмитрия соответствующего запроса. Пока варево дополнялось, он продолжал помешивать содержимое топором. И когда каша была приготовлена, основной ингредиент оказался извлечён, и всё, с его помощью приготовленное, лишилось самого главного элемента.

Теперь читателю предстоит знакомиться с получившимся блюдом. Не зная о секрете его приготовления, он будет нахваливать или плеваться, в зависимости от умения распознавать в ему предлагаемом продукте его истинное происхождение. Теперь, когда сказано важное, нужно решить, насколько соответствует «Остромов» в него вложенному. Если каждому ингредиенту приписать источник, то произведение истинно станет восприниматься кашей. А пока таковое мнение никем не поддерживается, до той поры следует всё выше сказанное считать частным мнением.

Почему Юрий Буйда не хранит тексты написанных им книг? Ответ может быть очевидным для читателя, успевшего ознакомиться с его творчеством. А если он оного представления не имеет, ему надо о том спросить Буйду лично. Этого можно и не делать, поскольку причина кажется очевидной, благо найти произведения Юрия не так трудно, было бы к тому желание. Непритязательный читатель или плодящий стереотипы рецензент скажут: Буйда написал в стиле магического реализма. И было бы оно так, будь на страницах хотя бы немного литературной магии. Но вместо этого каждое предложение кричит набором слов, лишённых возможности их логического осмысления.

Не имея желания говорить о содержании, читатель станет проводить аналогии между представленным Юрием и биографией примечательной советской актрисы. Находить параллели не требуется, ибо тогда это нужно делать в похожем на авторский стиль изложении. Если снизойти (или возвыситься) до такого, то не получится надеяться на адекватное восприятие стороннего человека. Нужно хорошо знать, о чём Буйда рассказывает, иначе не получится понять, какая связь между мухой, кровью, Христом, африканскими часами в стене, звонарём Февралём. Складывается только одно мнение: всё это пришлось к слову.

Не будем негативно воспринимать творчество Буйды. Оно заслуживает положительных откликов. Возможно, есть у Юрия такое, отчего закружится голова и захочется его похвалить. Пока же такого не наблюдается. Нет смысла говорить, как трудно творить доходчивым до читателя слогом, не опускаясь до бульварщины и подражания кинематографическим приёмам, поскольку то размягчает у читателя способность мыслить, готового проглатывать любую галиматью, не сообщающую ничего нового, лишь повторяя старые сюжеты на новый лад. В этом плане способность выражаться у Юрия отличается. Её следует охарактеризовать стремлением воспринимать окружающую действительность, словно она приснилась накануне.

Буйда спит. Вместе с ним погружён в сон читатель. Нечто происходит, объясняясь мало похожими на правду обстоятельствами. Часы дают о себе знать, хотя их не существует. Но они есть! Достаточно проявить фантазию, и они будут обнаружены. Вернее, найти их не получится, допустимо лишь предположить. Буйда предлагает свой вариант. Согласится ли с ним читатель? И часы ли это? Может дело в трупе женщины, чьё существование нельзя ощутить? Должна ли прорваться труба, чтобы это обеспокоило соседей? Но вот перед читателем труп. Почему бы не вспомнить важные эпизоды жизни сего человека? А почему бы не упомянуть Бродского? Или о жизни богемы во времена Сталина лучше рассказать? Буйда берётся за всё, смешивая повествование в угодных ему пропорциях.

Есть мнение, будто Набоков в «Лолите» писал тошнотворные мысли главного героя, наделяя положительными качествами отталкивающее рядового обывателя. Схожее имеется на страницах «Синей крови». Понимая таковую особенность текста, нужно смотреть с подозрением на ценителей подобного рода информации, опасаясь не стремления автора потворствовать желаниям читающей публики, а за тех, кому нравится этому внимать.

Так и получается «Синяя кровь», заслужившая читательское внимание и ушедшая в небытие. Редкий человек снова берётся за сей труд, ещё реже вспоминая о нём. Почему так? Читатель не отличается от писателя. Если непосредственный автор не желает хранить сей текст, то стоит ли об этом говорить нечто ещё? Излишне мала содержательная часть, она уступает большой объём игре в слова, в чём и заключается манера изложения Юрия. Поразить воображение — умение полезное: применялось бы оно для пользы дела, не обозначая собой богатую содержанием пустоту.

Читавшие «Мясной бор» Гагарина знают, как боролась и утопала в болотах Вторая ударная армия, не было места иным мыслям, кроме как вырваться из окружения. Советских солдат превратили в крошево из костей. Гранин иначе взглянул на те дни, взявшись отразить события вокруг блокады Ленинграда на собственный лад. Его герой — молящийся богу ополченец, готовый принять любое ниспосланное ему указание, лишь бы избежать смерти, ведь ему противостоит подготовленная к войне немецкая армия, а его родная страна ничем не желает помочь его выживанию. При этом нет особой жестокости, кроме нелепой случайности, непременно грозящей гибелью. Обещанного кровавого исхода не наступает, поскольку судьба хранит главного героя повествования, успевающего не только жениться, но и твёрдо знать, что обороняемый им город в действительности однажды сдался, но немцы тогда отказались входить, не желая брать Лениград без оказания сопротивления его жителями.

Представляемые профессионалами, немцы боялись советских солдат, бросаясь в ближайшую канаву, только бы с ними не сталкиваться. Эти же немцы падали под пулями советских снайперов, вооружённых ружьями с прицелами. И при этом каждый советский воин знал — жить ему в условиях боевых действий ровно четыре дня, ибо такова средняя продолжительность жизни солдат. Когда настигала смерть, следовало внимательное рассмотрение каждого случая, должного быть героически описанным, для чего приходилось основательно размышлять, каким образом отразить данные мысли на бумаге. При огромном количестве жертв находилось время выдумывать и сочинять: так полагает Гранин.