Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

В повествовании нет положительных героев. Все действующие лица преимущественно наделены отрицательными чертами. Принцип — с кем поведёшься, от того и наберёшься — применим тут в полной мере. Покуда наркоманы прожигают жизнь, испытывая свойственные им потребности, то милиция старается найти их и обезвредить. Проблема заключается не в том, что наркоманы мешают, смысл борьбы с ними казался бесплотным из-за системы наказаний, не располагавшей возможностью к изменению их мировоззрения. Тюрьма не сможет исправить наркомана, поскольку здравомыслящий человек понимает, что тут применим другой принцип — горбатого могила исправит.

С первых страниц Гиголашвили погружает читателя в сферу, наполненную мрачными перспективами. Раз в неё попав, никогда не сможешь выйти. Сама по себе наркомания несёт вред лишь наркоманам, тогда как их агрессия к миру вне их сферы связана с необходимостью добывать средства для приобретения наркотических веществ. Казалось бы, ничего не мешает вернуться к порядкам времён Сталина, когда морфин свободно продавался в аптеках. Не стоит тут вспоминать историю начала борьбы с распространением наркотиков вообще, начатую американцами в XX веке, чем они породили гидру. Сейчас нужно о том забыть и внимать происходящему в произведении Гиголашвили.

Всем всё известно. Милиция стоит над наркоманами, осуществляя контроль. И именно милиция расположена контролировать рынок наркотических веществ, чтобы деньги шли непосредственно к ним. На этом Михаил выстраивает повествование. Но такого быть не должно, поэтому милиции остаётся взирать, как положение ухудшается. Милиционерам приходится исполнять обязанности, поскольку распространение наркотиков в любом случае стоит пресекать, дабы не допускать сопутствующей этому процессу противоправной деятельности. Например, Гиголашливи акцентирует внимание на том, как наркоманы грабят квартиру и причиняют людям страдания.

Откуда вообще шли наркотики в Грузию? Если верить Михаилу, то путь начинался с Узбекистана. Более того, читателю показывается процесс сбора будущей наркотической продукции. В тексте он описывается с авторским на то удовольствием, в подробностях и со смаком. Описывает Михаил и мечты наркоманов о более доступном способе получения удовольствий, вроде воздействия током на особые зоны головного мозга. Всему находится место на страницах, кроме появившегося много позже средства, заставившего наркоманов гнить изнутри, что способствовало идеальному способу решения проблемы.

Не перечесть поднимаемых Гиголашвили тем, над которыми он думал с начала работы над «Чёртовым колесом». Произведение он создал провокационное и мало кому оно придётся по душе, если к нему подходить не как к наглядному пособию по тому, до чего доводит людей приём наркотических веществ. Всё бы ничего, но наркоманы боятся не осуждения общества — им важно мнение родных людей, в чьих глазах они не желают упасть. И понятно почему — наркоман перестаёт быть человеком, он становится подобным зомби. А зомби только на вид люди, внутри они — умертвия.

Зачем Михаилу Шишкину крупная форма? Разве он написал хотя бы один цельный роман? Не составив его из повестей или рассказов, никак друг с другом не связанных. Потому и не возникает понимания к его прозе, так как нет определённых рамок, исходя из чего будет формироваться мнение о прочитанном. Поэтому следует вывод: Шишкин — мастер рассказа. Только Михаил боится в этом признаться.

В «Письмовнике» читателю предложено две истории. Одна об участнике боевых действий на Дальнем Востоке, другая — о женщине, погружённой в проблемы бытового характера. Связывает их воедино только автор, и те, кто желает с ним в том согласиться. Сами истории наполнены переживаниями, исторгнутыми непосредственно Шишкиным из себя, никак не связанные с истинным положением дел. Но, если Шишкин воевал или некогда имел женский пол, тогда придётся признать, рассказанное им в тексте глубоко прочувствованно и имеет реальную основу.

Михаил проявил невнимательность. Он не пытается размышлять о квантовых теориях. Иначе, с разумной точки зрения, эпистолярный роман от лица людей, живших в разные отрезки времени, объяснить нельзя. Безусловно, понять они друг друга могут, ведь человеческое не может измениться за сто лет. Как и раньше мужчины не хотят воевать и умирать, а женщинам нужен семейный покой и уют в доме.

С чего же начинается повествование? Имел ли Михаил представление, о чём он будет писать? Или «Письмовник» создался сам по себе, будучи наполненным разными документами? И может в представленном на страницах действии нет никакой связи, как и твёрдой хронологии? Допустимы любые варианты, даже самые небрежные. Если писателю позволительно иметь такой подход к творчеству, значит и читатель не обязан во всех деталях разбираться с ему представленным.

Итак, повествование начинается с обмана лица без определённого места жительства, причём вероятно уже умершего. Почему бы об этом на рассказать в письме? И почему бы не дать право высказаться обездоленным? И вот Шишкин уже определился, в какую сторону он будет развивать мысль. А так как Михаил тяготеет к туалетной теме и склонен поговорить о физиологии, то яркими моментами писем становятся описания мытья сортиров, переполненных фекалиями, мокроты между ног и миазмов. Нет смысла рассуждать, насколько человек должен быть неосторожен, если не думает о возможной публикации мыслей об этом. Более того, все авторские рассуждения в итоге были удостоены широкого читательского внимания.

Когда не о чем писать, на подмогу приходят воспоминания о детстве. Очень удобно наполнять содержание, разговаривая про далёкое от текущего момента. Всё равно Шишкин не предполагал наполнять «Письмовник» чем-то определённым. И не факт, что читателю представлено только две истории, а не множество, просто имеющие излишнее количество сходных черт. Если каждое письмо оформить отдельно — цены бы такому литературному произведению не было. Вместе же они действительно напоминают случайно оказавшиеся рядом документы, старательно собранные Шишкиным и подшитые. Разумеется, не могло обойтись без тщательной правки с заменой имён и фамилией на одинаковые, дабы придать всему цельный вид.

По прочтении «Письмовника» приходит смирение, схожее с чувствами солдата, шедшего в бой, зная, что если ему оторвёт голову, то он будет счастлив, в любом другом случае — он обречён на страдания. Так и с книгами Шишкина: кого-то накрывает с головой от впечатлений, а кто-то готов от себя оторвать часть тела, лишь бы перестать себя мучить чтением.