Константин Трунин - Архив сочинений — 2016. Часть I

Разбираться с каждым рассказом Чехова следует отдельно, если на то у читателя появится желание. Чаще же, когда нужно говорить о том или ином рассказе, надо определиться, когда он был написан. Впрочем, это ясно уже по содержанию. Ранние работы Чехова — занимательные истории с неожиданным концом. Причём читатель предполагает, чем именно закончится повествование; необходимо лишь понять, как представит свою версию сам автор. Иногда действие рассказа напоминает стороннее расследование — Чехов подводит читателя к основной идее, смысл которой ясен с первых строк.

Стоит принять на себя ответственность и заявить, что Чехов высмеивал человеческую глупость. Мнимые метания его персонажей ведут их в пропасть. Злонамеренные герои обставляются несущими благо, а добропорядочные — невольно страдающими от свойственного им невежества.

Поздние работы Чехова лишены притягательности и искромётности. Антон Павлович более не имел цели донести до читателя элемент неожиданного финала, обозначая его уже в начале. Чехов повзрослел и ему захотелось говорить о серьёзном с серьёзным лицом? Пропали персонажи с яркой харизмой, уступив место рохлям, чей удел претерпевать мучения на физическом и умственном уровне. Внутренний мир чиновников стал подвергаться всестороннему анализу, курортные романы затягиваться и продолжаться вне мест их возникновения. Всё чаще Чехов задумывается над ответственностью людей перед обществом, необходимостью каждого привнести что-то своё.

Кажется странным, что Чехова стали ценить именно за исследование человеческих пристрастий, при этом говоря о нём, как об умелом рассказчике. Читатель должен определиться — ему нравится сжатая проза без лишних слов или расширенная — с обилием посторонних рассуждений. И после этого говорить о Чехове более определённо, не смешивая в общее представление об Антоне Павловиче разные стороны его писательского мастерства. Не все писатели осознают границу доступного им для изложения размера: Чехов о ней знал, но всё равно писал и писал.

Перечень взятых для рассмотрения рассказов был таков: Радость, Загадочная натура, Смерть чиновника, Толстый и тонкий, Хамелеон, Страшная ночь, Свадьба с генералом, Лошадиная фамилия, Злоумышленник, Унтер Пришибеев, Тапер, Детвора, Тоска, Глупый француз, На даче, Гриша, Ванька, Враги, Припадок, Скучная история, Дуэль, Попрыгунья, Володя Большой и Володя Маленький, Учитель словесности, Три года, Дом с мезонином, Анна на шее, Дама с собачкой, Архиерей, Невеста.

22.06.2016 ( http://trounin.ru/chekhov83 )

Энрике Вила-Матас создал себе идола. Им стал роман «Улисс» Джеймса Джойса. Не перечесть сломанных копий, сложенных вокруг потока сознания ирландского писателя. Вила-Матас из тех, кто отдаёт творчеству Джойса дань уважения, считая нужным совершать ежегодные паломничества в Дублин, едва ли не возводя Блумсдэй в религиозное действо. А может и возведя. Свой отпечаток на написанную Энрике «Дубленеску» наложило стихотворение Филипа Ларкина про похороны проститутки. Получилось следующее — Вила-Матас через страницу говорит о похоронах книгопечатного дела, а также о переменах в Дублине, растерявшем за прошедшие сто лет многое из того, о чём писал Джойс.

Катафалк подъехал, гроб спускают по лестнице: бумагу готовятся жечь. Вила-Матас серьёзно думает, что зачин Гутенберга прошёл достаточный путь и ему пора угаснуть. Издательства закрываются — перспектив извлекать прибыль у них уже нет. Бумажная книга ушла в прошлое, уступив место электронному формату. Исправить положение можно за счёт талантливых писателей, но их практически нет. Интересно, если Вила-Матас сам это осознаёт, то зачем пишет книгу вроде «Дублинески»? Стиль изложения которой отчасти напоминает стиль Джойса, весьма своеобразный, что связано с размышлениями обо всём и ни о чём.

Главный герой повествования Вила-Матаса работал издателем. Он крутился сам и закручивал окружающую его действительность, подменяя понятие о прекрасном. Ему хотелось угождать друзьям и издаваемым его издательством писателям, для чего стремился создавать ложную репутацию отдельных работников пера, прибегая к уловкам в интернете: под видом анонима он троллил пользователей, намекая на глупость их суждений, ежели они не могут достойно оценить то или иное произведение. Получается, Вила-Матас рассказывает о человеке, чьё сердце наполнено болью от ожидаемого в книгопечатном деле кризиса, при этом данный человек самолично губит художественную литературу, продвигая фарс-фарш и низкопробную беллетристику.

Действительно, бумажные книги уйдут в прошлое. Их обязательно начнут сжигать. Вила-Матас так радикально не смотрит, видя проблему в росте популярности электронных книг. Он не до конца понимает, что нет никакой ценности в тоннах макулатуры, якобы имеющих важность из-за напечатанных на ней слов. Художественная литература начала XXI века когда-нибудь попадёт под жестокую цензуру, а читающие её люди будут ставиться на учёт у психиатров, как потенциальные маньяки. «Дублинеску» запрещать не станут — в ней нет ничего от своего времени, она по духу ближе к началу XX века, когда человек ещё не прокис от поисков себя и предпочитал играть со словами, отдавая приоритет поиску новых литературных форм, а не орошал страницы плодами воспалённой сексуальной развратной фантазии и призывами к асоциальному поведению.

Книгопечатное дело умрёт — снова и снова повторяет Энрике Вила-Матас. Читатель спросит, а как насчёт сюжета его собственной книги? И читатель получит ответ — сюжет есть в зачаточном состоянии, дабы показать образ главного героя, должного скоро поехать в Дублин и прочитать там лекцию про закат дела Гутенберга. Главный герой расскажет о себе, побеседует с родителями, а далее уйдёт в глубокие размышления, думая, опять же, о себе, о мире и об «Улиссе». Он будет соотносить прошлое и настоящее. Искать выход от него не требуется. Вила-Матас придумал ему другую проблему — главный герой завязал с выпивкой и, логично, снова с ней опять завяжет.

Конечно, «Дубленеску» никто не сможет запретить. Только будут ли об этом думать гаимонтэги? Они скорее создадут новый мир, отказавшись от аморальной гнили. В общем пожаре на мелочи смотреть не принято.

23.06.2016 ( http://trounin.ru/vila-matas10 )

Двуличие двух в одном единственном явлении хорошо заметно думающему стороннему наблюдателю, способному абстрагироваться от обстоятельств и адекватно оценить суть происходящих процессов. Если дело будет касаться заинтересованной стороны, то она никогда не сможет осознать наличие многовариантности. Ответ всегда кажется очевидным, если происходящее воспринимается без рассмотрения интересов противоположной стороны. Усугубляет понимание именно двуличие, когда есть заинтересованность в необходимости одновременного существования противоположных точек зрения. Углубляясь в сию мысль, предварительно отказавшись от привлечения сущности допельгангера, получаем крошку Цахеса, уродившегося отвратительным на вид карликом и, с помощью таинственных сил, иллюзорно преобразившегося в пленительный образ. Не его вина в свалившемся счастье, но ему суждено добиться в жизни успеха, если обстоятельства не возобладают и не опрокинут его обратно в сточную канаву или в горшок с нечистотами.