Вячеслав Смирнов - Театры Тольятти. Том 2

Дипломная работа режиссера Павла Басова по пьесе Павла Ханова «Две двери» (Петербургская государственная академия театрального искусства) в первые мгновения вызвала отторжение, родив ассоциацию с банальным студенческим театральным этюдом. Но по мере развития событий зал и сам разгорался вместе с героями. Два персонажа, он и она, ожесточенно выясняют отношения, споря, в какую им дверь выйти, в какую войти. Весь спектр отношений – от непримиримой ненависти до страстной любви – в мгновение пролетает перед глазами.

В предпоследний день фестиваля на спектакль «Театр.doc» «Красавицы» зрителей набилось под завязку. Пьесу Владимира Забалуева и Алексея Зензинова, написанную на документальной основе в стилистике «Verbatim», поставила Ольга Лысак (она же и сыграла одну из ролей). Но многих интеллектуалов привлекли не тема или литературный материал, а участие в проекте Сергея Глушко, сиречь – Тарзана, мужа поп-певицы Наташи Королевой. Над подобным специфическим вниманием к спектаклю можно было бы позлорадствовать, но Тарзан был весьма органичен в отведенной ему роли и после спектакля признался, что как раз мужчины и должны быть обрамлением женщин, а не наоборот.

Мы, конечно, в своем рассказе непростительно пропустили львиную долю примечательных событий фестиваля, но ведь для того, чтобы иметь представление о слоне, порой достаточно лишь подержаться за его хобот. Совместная работа на тольяттинских площадках и местных, и иногородних, и зарубежных участников показывает, что тольяттинская драматургическая школа прекрасно влилась в общероссийский и общеевропейский формат. Тому свидетельство – участие приглашенных коллективов: спектакли наших авторов, больше известных все же в столицах, вызывали ничуть не меньший интерес и отклик, чем постановки иногородних коллег. Так что еще вопрос – кому на кого равняться.

Питерский режиссер Алексей Янковский возвел свое ремесло в ранг подвига. Его кратковременный визит на недавно завершившийся тольяттинский фестиваль «Майские чтения» произвел и на зрителей, и на собеседников огромное впечатление.

Два года назад на те же «Майские чтения» визит Янковского был более продолжительным. Еще бы: Алексей привез четыре своих спектакля, поставленных на базе Санкт-Петербургского театра «Особняк». Провинциальный город с его все еще патриархальными представлениями о театре вывернуло наизнанку, когда он увидел теперь уже всемирно знаменитые и олауреаченные спектакли по текстам культового питерского режиссера и драматурга Клима – «Активная сторона бесконечности» и «Я… она… не я… и я…» Алексей Янковский словно заново изобретает театр, открывая зрителям глаза на неизведанные ими стороны этого явления: бешеная энергетика, идущая со сцены, заряжает на долгие годы. Неудивительно, что каждый спектакль Янковского сразу же приковывает внимание публики и прессы, в обязательном порядке завоевывает различные призы на всевозможных фестивалях.

В этот раз в программе «Майских чтений» должна была присутствовать премьерная постановка по пьесе Клима «Кабаре «Бухенвальд», но по ряду субъективных причин хит сезона тольяттинский зритель не увидел. Словно в оправдание Янковский показал кинофрагмент этого спектакля (зрители плакали и аплодировали!), но перед этим устроил читку-показ текста «Одна ласточка не делает весны» анонимного автора, чеченца-бизнесмена, проживающего в Питере. На едином импульсе, на крике получасовое действо превратилось в секунду, в финале зрители просто застыли от ужаса. Чуть позже я подошел к Янковскому и выразил свое восхищение словами: «Алексей, я тебя ненавижу». Кто бы сомневался, что с этим человеком было о чем поговорить.

Воскрешение покойника

Корр.: В 2006 году выходит новый закон, по которому все учреждения культуры переходят на полную самоокупаемость. Сможет ли выжить в этих условиях российский театр?

Янковский: То, что вся система переходит на самоокупаемость, это вранье, миф; все хотят сохранить за собой власть и государственные деньги, Никто из чиновников, в том числе директоров театров, не пойдет на то, чтобы потерять государственные деньги, они будут драться за них насмерть. Что касается меня, то я давно существую автономно, и решения государства меня никак не касаются, Я считаю, что все театры должны закрыть для того, чтобы театр стал снова востребован сам собой, потому что продолжать ту жизнь, которую ведут театры, – это все равно что продолжать закапывать и откапывать покойника. Конец света – дело строго индивидуальное: один свет закончился и наступил второй. Люди очень разделились между собой, у них нет связи: некоторые живут на том свете, а эти – уже на этом. Конечно, не будет понимания. А что касается механизма, это будет борьба: сначала делят материю, когда идет распад, а потом делят дух. Никто не спрашивает, куда тратятся государственные деньги и почему, не умея идеологически руководить театром, эти люди превращают мой народ в быдло. Я хочу у них спросить: кто им дал право? Я против государственных театров. Государственные театры – это миф, поддержанный государственными деньгами.

Бухенвальд внутри нас

Корр.: При некоторых театрах существуют попечительские советы, которые говорят: не надо нам ваших интеллектуальных заморочек, нам бы что-нибудь попроще, какой-нибудь водевильчик, для народа что-нибудь такое, чтобы все понятно было.

Янковский: Толпа не является зрителем, зрителя нужно воспитать заново. Я согласен, пусть делают что хотят, но за свои деньги, если речь идет о государственных театрах. Когда кто-то делает что-то за свои деньги, это не обсуждают. Театр на сегодняшний день не нужен, потому что наши правители сами шоумены. Тогда нужны зрелища, чтобы увести народ от каких-то проблем. Знаешь, чем отличается сюжет «Принцессы Турандот» Гоцци от сюжета Брехта «Принцессы Турандот»? У Брехта чиновники, разворовавшие годовой запас зерна, сидят и решают, что президентом будет тот человек, который объяснит народу, куда делось зерно. Так вот, у нас – замечательный президент! Чиновники его выбрали, потому что он может объяснить народу все: почему утонула лодка, где зерно. Брехт, к сожалению, писал не о своей современности – он описал наше будущее. В этой жизни будущего нет. Как в театре: в результате предлагаемой игры должны поменяться обстоятельства. Ты можешь стать моложе, старше, богаче, беднее, ты можешь поменять место жительства, но это не будущее, это смена предлагаемых обстоятельств, потому что будущее – это где-то там. Никто не думает о будущем. Театр же готовит человека к смерти. Это поколение не хочет уходить, они не хотят стареть, они подтягивают лица, они не отпускают нас никуда, потому что они не могут вступить в самую последнюю фазу человека, они не могут полюбить смерть. «Смерть – это самая сильная страсть человека, ибо она – последняя». Человек начинает жить очень поздно: сначала он оправдывает чужие надежды, поступает как все, потом никто не помогает человеку сделать выбор, и он выбирает сам свою жизнь. Он может даже порвать все связи и уйти. Мы иногда путаем действительность с настоящим, потому что настоящего сколько было, столько и осталось, а действительность – она меняется. Та же Земля – на ней всегда так: люди не устроены, но должен быть выбор. Понимаешь, что такое театр? Я не знаю, анекдот это или нет, есть четыре категории людей на Земле: те, кто пошел туда на повышение, там все хорошо, кока-кола, вода из крана льется; есть, кто пошел на понижение, их сослали на Землю – им все ужасно здесь, они страдают, мучаются; есть командировочные, которые призваны что-то сделать, вот террористы – это люди с целью; и есть местные – они давно тут живут, они чемоданы могут поднести, ты начнешь что-то делать – они помогут, для них ничто не представляет культурных ценностей, когда разбирают памятники из меди или проволоку сворачивают медную с троллейбусных проводов, то это местные. Это же железо! Для них это нормально, понимаешь. Так вот, театр призван объединить все эти четыре категории. Местный должен посмотреть спектакль, прийти и как врезать своему сыну в ухо, сказать: «Памятники – не трогать!» Сын спросит: почему? «Не знаю! Человек про них говорил. И какой человек!» Тогда театру люди будут благодарны за то, что он научил их видеть нечто большее, чем жизнь. Нечто большее, чем действительность. Театр говорит о чувствах, которые человек не в состоянии пережить на Земле, но переживает актер. Как человек не в состоянии пережить настоящую любовь, для него это драма, но театр показывает на сцене, говорит: старик, не надо, не надо! У тебя есть девушка – иди, женись на ней. Не проси у Бога то, чего ты не можешь знать, ты же еще в теле, ты же не птица небесная. Самое трудное – это смотреть на красоту, я тебе скажу. Ты приучаешь душу к чему-то. Ты можешь иногда ходить в картинную галерею и ничего не понимать. Для твоей сегодняшней жизни это не будет иметь никакого отношения, но это будет иметь отношение к твоей бессмертной душе. Но это вопрос: веришь ли ты в бессмертную душу? Потому что настоящее, хорошее государство – это правильное соотношение в нужном месте и времени материи и духа. Если меньше материи – больше духа. Как при советской власти: было мало материи, но были абсолютно духовные люди, ты посмотри. И вера в них была. Вера же не связана с религией, они верили в завтрашний день. Третьей войны не будет, потому что история начинается заново. В первую империалистическую делили материю, был передел мира, Антанта пришла забрать долги. А вторая была между несостоявшимся художником и несостоявшимся попом, потому что первая профессия накладывает отпечаток. Почитайте «Коммунистический манифест», там же все взято из Библии: человек человеку друг, товарищ и брат, у них не было других примеров. Я тут недавно наткнулся на фразу: «Если ты отказываешься от подвига, ты отказываешься от жизни». Сравните: «В жизни всегда есть место подвигу». Абсолютно было духовное общество. Не справились попы – коммунисты взяли идеологию в свои руки. Так и сейчас. Все существует само по себе: люди чего-то ждут и ничего не делают. «Мы надеемся». На что вы надеетесь? Я сегодня показал кусочек фильма из «Кабаре «Бухенвальд», где певица, которой в перерывах между музыкальными номерами разрешили говорить, рассказывает о Бухенвальде: «Они же ни разу не бунтовали там. Все дело в том, где ты ждешь своей участи: в Бухенвальде или здесь». Она говорит, что однажды зашла в супермаркет и там увидела в аквариуме ждущих своей участи рыб, и подумала, что первыми умрут те, кто понравился, – большие и красивые. Театр – это энергия. Понимаешь, если ты можешь писать что-то в стол, то театру нужна публика, театр должен быть услышан. А государственный театр сейчас калечит нашу публику и калечит актеров, они потом не способны ничего слышать и понимать. Поэтому у нас в Питере существует мастерская АСБ, она называется «Мастерская по реабилитации актеров государственных и академических театров драмы». Нами поставлен уже пятый спектакль. Вот «Кабаре «Бухенвальд» – с ведущей актрисой Рижского театра русской драмы Татьяной Бондаревой. Если ведущие актрисы приезжают, достают деньги и занимаются собственными проектами, значит, что-то неладно в Датском королевстве. Просто так деньги не платят, особенно такому типу, как я. Мне они не просто достаются.