Альбер Робида - Пять веков элегантности. Женская мода от Средневековья до Belle Epoque

Существует сто различных модификаций рукавов: длинные, свободные или облегающие рукава, рукава с разрезом и пуговицами, рукава с выемками или расклешенные рукавами до локтя, мы даже видим рукава, конец которых может подниматься вверх, образуя закрытые рукавицы, и в конце концов рукава-карманы, которые закрываются на конце. Все это изящные или удобные изобретения.

Ювелирное дело тоже приобретает большое значение. Знатные дамы или буржуа, все женщины украшают свои костюмы более или менее дорогими драгоценными камнями и украшениями: ожерельями, обручами, украшенными драгоценными камнями головными уборами.

К поясу прикреплен капеллан или эскарсель из богатой ткани, отделанной золотом, с застежкой и золотыми украшениями. Богатые дамы ослепляют, они искрятся… законы на роскошь ничего не могут с этим поделать.

Филипп IV Красивый установил максимум цен на ткани для платьев в нисходящей шкале для всех сословий: в размере от 25 единиц для крупных баронов и их жен, до 7 для оруженосцев, и – что весьма примечательно и хорошо показывает даже в те далекие времена богатство городских буржуа и крупных торговцев – позволяя женам буржуа подниматься до шестнадцати единиц в год.

Филипп IV Красивый прекрасно все предусмотрел и все отрегулировал, но ничего не помогло, даже угроза штрафов. Знатные дамы и богатые буржуа выдержали нападки короля так же, как и упреки их господ мужей и увещевания, с которыми духовенство уставало обращаться к ним в церкви.

Напрасно проповедники тратили время на осуждение всевозможных частей костюма, называя вратами ада иногда весьма непристойные сюрко, оскорбляющие Творца, и особенно головные уборы: хеннины, рога или эскофьоны. Женщины невозмутимо продолжали носить свои наряды.

Шатлен, середина XV-го века.

Фактически, они полагаются только на себя и отрицают любую власть, королевскую или церковную, и даже супружеский сюзеренитет

Хеннин с вуалью.

Дамы того времени также носили пулены, знаменитые туфли с приподнятым удлиненным носиком, в которые влюблялись элегантные мужчины, и которые они часто украшали звенящими колокольчиками на конце.

Они еще не знали высоких каблуков, но они увеличивали свой рост с помощью разного количества подошв, поставленных одна на другую.

Головные уборы дам отличаются экстравагантными пропорциями. Хеннин торжествует среди всех. Есть еще эскофьон, есть чепчик в форме сердца, огромный головной убор из вышитой ткани, оплетенный тесьмой, с большим украшенным драгоценными камнями набалдашником, спускающимся на лоб. Но именно высокий рогатый эскофьон больше всех остальных возмущает проповедников, эскофьон – это

головной убор, украшенный камнями, закрывающий уши, со спадающим с каждого рога на плечи тонким развевающимся муслином.

Говорят, что эти эскофьоны были родом из Англии, как многие в те времена эксцентричные костюмы. Англомания, которая время от времени и сейчас свирепствует, как видно зародилась еще тогда. Виолле-ле-Дюк, в своем словаре, приводит пример великого эскофьона, изображенного на надгробной статуе графини Д'Арундел начала XV-го века.

Сравнивая женщин с такими прическами с сатанинскими фигурами, с рогатыми зверями, проповедники и моралисты заявляют, что только двенадцать раз неверная женщина отправляется в чистилище, но прямо и без прощения отправляют в ад тех, кто носит эти рогатые эскофьоны!

Большой хеннин – это огромный конус, надетый на лоб, полностью закрывающий волосы, коническая трубка из накрахмаленной ткани, украшенная жемчугом, с более или менее длинной вуалью на лбу, а в самом верху, на кончике всей конструкции, струится легкий спадающий муслин. Экстравагантное сооружение, то есть неудобное, но не нелепое, монументальное, но очаровательное, и которое женщины упорно носили в течение почти столетия, потому что оно было действительно очень привлекательным и придавало внешности, всей фигуре от ног до головы безупречный очень внушительный вид. И, наконец, главная причина, которую они, возможно, не осознавали, но подсознательно понимали: потому что эти великие хеннины соответствовали архитектуре того времени.

Великолепная эпоха расширения и подъема! Тонкие и высоко поднятые шпили церквей поднимаются в небо, увлекая за собой души, все линии архитектуры поднимаются и расцветают. Если подумать, что это время великолепных фасадов домов или дворцов, резных каменных украшений, тонких башенок, зубчатых гребней, время городов, ощетинившихся тысячами шпилей и тысячами шипов, появление хеннинов уже не вызывает удивления. Это все еще попытка восхождения к идеалу, поскольку эти большие хеннины с длинными развивающимися вуалями неизбежно придают осанке и походке подлинное благородство.

«Война хеннинам!» – повсюду раздавались крики монахов и проповедников. Самым жестоким из всех них был кармелит по имени брат Томас Коннект.

Большой хеннин.

Он провел в своем городе настоящую кампанию против чрезмерной роскоши, особенно против бедных хеннинов. Из Бретани он отправился в Анжу, Нормандию, Иль-де-Франс, Фландрию, Шампань, торжественно проповедуя повсюду под открытым небом на общественной площади, осыпая бранью тех, кто потворствовал изысканным туалетам, и угрожая им гневом небес.

Все несчастья, которые были связаны с миром, все пороки времени, все недостатки, все грехи, все превратности человечества, произошли по его мнению из-за экстравагантных хеннинов и демонических эскофьонов.

И в пылу своей убежденности брат Томас не сдерживался в поступках. В конце своей проповеди достойный человек, пылающий святым гневом, хватал посох и, проходя через испуганные ряды знатных дам и буржуа, пришедших послушать его, он безжалостно, несмотря на крики и толкотню, устраивал грандиозную резню хеннинов.

– Нет хеннинам! Нет хеннинам! – эти крики преследовали по улицам любую женщину, чей головной убор превосходил скромные пропорции обычного головного убора.

Тем не менее, несмотря на проповеди и нападения, хеннины не сдавались и восставали после того, как монах уходил. Из города в город этот человек, продолжая свой крестовый поход против роскоши, добрался до Рима. Но ситуация в столице христианского мира, настолько взволновала его, что он забыв любую меру и, оставив хеннины в покое, напал на кардиналов церкви. Это была более опасная игра. Беднягу, обвиненного в ереси, задержали и просто публично сожгли.