Наталья Гарбер - Как писать в XXI веке?

Нужны партнеры, которые посмотрят на него другими глазами, но тоже творчески.

Итак, давайте разберемся, кому можно показать ваш текст, чтобы продвинуться ближе к своим читателям. На ком стоит провести его апробацию, говоря научным языком?

Литературный редактор? Да, конечно, ибо он поправит грамматику и орфографию. Если вам повезет так, как мне везло, когда я издавала свои деловые книжки в ЭКСМО, то у вас будет образованный и заинтересованный человек. Он может по-человечески честно и читательски грамотно указать на неточности и недостоверности, скажет «понравилось/не понравилось», сравнит с чем-то уже читанным. Это полезно сделать, чтобы покрыть ваш пирог глазурью, но это — глазурь, а не метауровень видения вашего шедевра.

Другой писатель? Очень полезно: он расскажет, как бы он это написал, меж тем как это уже написано вами. И вы поймете, чем вы не готовы поступиться в вашей работе ни за что. Лучшие из моих друзей-писателей, люди тонкие, умные, образованные и понимающие, способны сказать только «нравится» или нет и добавить пару фраз «как бы я это сделал». Причина проста и уважительна — им свои силы нужны для собственных произведений. Исключение в части разбора составляют литературные студии, где — о, ужас! — чаще всего вы снова имеете рассказ «как бы я это сделал, что я об этом читал — и что мне здесь не нравится». Или разнос, в профессиональном плане бесполезный, ибо обычно имеет целью борьбу за место под солнцем, описанную у Булгакова, а не совершенствование вашей вещи.

Писатель неудачливый или обывательский особенно опасен. Я в записных книжках Чехова нашла на эту тему дивную сцену: «Литература очевидно ела его, сосала его кровь, не давала ему спать; он любил ее страстно, но она не отвечала ему взаимностью. И когда утром я уезжал, он стоял в спальне, еще не одетый, и смотрел на меня с ненавистью — ведь я писатель!» Не дай Бог, если этот человек еще и состоятельный адепт какой-нибудь почтенной литературной школы, тогда точно по Чехову: «В имении богатая библиотека, о которой говорят, но которой совсем не пользуются, варят жидкий кофе, который пить нельзя, в саду безвкусица, нет цветов, — и все это выдается за нечто якобы толстовское».

Одна из причин создания моей Школы малой прозы и поэзии именно в том, чтобы иметь площадку для внятного, эффективного, профессионального и дружеского разбора произведений. Разбора, дающего автору шансы усовершенствовать шедевр в пределах законов самого шедевра, литературной культуры и психологии, ибо это сочетание позволяет читателю не просто сказать «Верю!», но и искренне впечатлиться небанальным и грамотно выстроенным шедевром. То есть опять же — не выходя на метауровень произведения, ибо даже профессиональные читатели из студии до этих высот не дотягивают, потому что у них тоже есть свои работы — и на вашу они так много сил отдать не могут. А кроме того, они смотрят на вас как писатели, а это взгляд «по горизонтали», а не «с высоты».

Ну, хорошо, скажете вы, значит, мне нести мою работу критику? Этот может растоптать, восхвалить, определить степень публикабельности и подходящий журнал. Если вам повезет, как мне, и ваш критик Евгений Юрьевич Сидоров, то он сможет показать вам сияющий путь к развитию вашего шедевра в контексте всей мировой литературы, а также современных требований журналов и конкурсов. Поэтому показывайте ему работу, чтобы совершенствовать ее, а когда вы сказали себе: «Все, надо публиковать», просите у своего критика положительный отзыв — и все. Кроме того, учтите — критику обычно некогда смотреть небольшую вещь, он предпочтет потратиться на большую, чтобы придавать себе вес тем, что может достаточно громко прозвучать.

С литературными чиновниками и застоявшейся в своем величии профессурой будьте особенно аккуратны — обходите их за километр, если вы настоящий писатель. О них еще Чехов писал в своих дневниках: «Если человек присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то он, за невозможностью стать художником, неминуемо становится чиновником. Сколько людей таким образом паразитирует около науки, театра и живописи, надев вицмундиры! То же самое, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому больше ничего не остается, как стать чиновником… Вещать новое и художественное свойственно наивным и чистым, вы же, рутинеры, захватили в свои руки власть в искусстве и считаете законным лишь то, что делаете вы, а остальное вы давите… Мнение профессора: не Шекспир главное, а примечания к нему… N. N., литератор-критик, обстоятельный, уверенный, очень либеральный, говорит о стихах; он признает, он снисходит. А я вижу, что это бездарнейший человек».

Но это ли вам надо сейчас, когда вещь только закончена, и вы думаете, как запускать своего журавля в небо? Нет! Когда вещь закончена, до того как отдать ее в неизбежную огранку редакторам, на растерзание критикам, на восхваление родне и друзьям, от нее надо отделиться. Это очень важно. Знаете, во время семинаров Школы малой прозы и поэзии я не однажды видела людей, которые не в силах рассказать о своей вещи, а не ее саму. Сказать, что на занятиях им помогло в написании шедевра, отрефлексировать, какими методами они помогают себе добиться творческого результата.

И именно эти люди не могут опубликовать, продать и продвинуть свои работы, даже если в прошлой жизни у них отлично сформированы навыки и продвижения, и продажи. Почему? Потому что они не могут сменить позицию с автора на продюсера.

Можно говорить, что автору этого делать не надо, это работа литагентов. Но, во-первых, чтобы заинтересовать лит-агента, надо уже массу всего успешно опубликовать и продать критике и публике, ибо агент живет за счет 15–20 % от продажи вашей книжки и, чтобы окупать свой труд, он должен либо двигать известное и раскрученное имя, либо брать с вас большие деньги на раскрутку и публикацию, к чему вы, вероятно, не готовы. Он охотно возьмет автора после победы на национальном литературном конкурсе вроде «Большой книги», но для малой прозы и поэзии этот путь закрыт — у вас не тот формат. А меньшие конкурсы вызывают и меньший интерес. Про публикации малых форм в журналах и не говорю. Кто станет двигать шестую повесть Белкина, пока она не превратилась в сценарий мыльной оперы для ТВ или блокбастера с именитым продюсером во главе?