Николай Непомнящий - 500 великих катастроф

Утром мне удалось подняться. Это стоило немалых трудов, невероятно кружилась голова. В траве я заметила сверток, подняла его и развернула: какие-то игрушки и рождественское печенье. Ах да, ведь сегодня Рождество… Елка… Отец ждет нас с мамой и нарядил елку… И только тут я все поняла: отец потерял жену, но дочери он потерять не должен. Я обязана выжить.

В джунглях я была не новичком: два года – с 1967-го по 1969-й – я прожила с родителями на биологической станции. Отец мой – зоолог, а мама была известным в Перу орнитологом. Они научили меня читать книгу джунглей.

Я должна найти реку. На берегах ее разместились деревни индейцев племен конибо, шипибо, какатаибо, а также поселки метисов-лесорубов. Все здешние реки и речушки несут воду в Рио-Укаяли. И на этой реке стоит Пукельпа, а в Пукальпе ждет меня отец.

Печенье, разбухшее от воды, имело такой мерзкий вкус, что я его выплюнула. В свертке еще был мешочек с конфетами, я решила его взять с собой. Потом я нашла палку – ощупывать землю перед собой, чтобы не наступить ненароком на змею или ядовитого паука.

Уже через несколько шагов весь мир завертелся перед моими глазами, и я опустилась на землю. Первое, что я услышала, придя в себя, было журчание воды.

Хорошо, хоть вода в ручейке была чистая, по крайней мере, я смогла напиться. Но самое главное – он должен вывести меня к реке.

Реки в перуанских джунглях текут не прямо, а крутят так, что, пройдя вдоль берега десяток километров, человек может продвинуться по прямой лишь метров на сто. Добавьте к этому тучи комаров. Добавьте аллигаторов, заполонивших берега рек. И не забудьте пираний, которые чуют кровь издалека. А у меня на ноге рана сантиметров в шесть…

Время от времени я вынимала из мешочка конфету, просто чтобы отвлечься. Голода я не ощущала. С деревьев свисало великое множество заманчивых на вид фруктов. Но я хорошо помнила слова отца, что в джунглях все, что выглядит красивым – бабочки, цветы, плоды, – ядовито.

Я шла и шла, и вдруг солнечный свет погас и стало темно. На ощупь я отыскала ровное место на берегу.

Солнце было уже высоко, когда я снова тронулась в путь. Голода я не чувствовала, по-прежнему лишь время от времени выпивала немного воды, все вокруг становилось привычным, даже спокойным.

…Вдруг я услышала хлопанье крыльев и увидела грифов. Тучу грифов. Они кружили над поляной, в центре которой громоздились обломки самолета. На фюзеляже можно было разобрать еще номер: 06 941. Резко пахло бензином. И ни следа людей.

Где-то в середине четвертого дня я услышала шум мотора самолета. Я закричала что было сил: «Помогите! Помогите!», хотя это было заведомо безнадежно. Самолет был где-то надо мной, но пилот, конечно, не мог меня видеть сквозь крышу из листьев. Даже сама я не видела самолета. Рев мотора начал затихать. Потом и вовсе исчез. Я осталась снова одна.

Муравьи преградили мне путь, лютые муравьи-переселенцы. Пришлось залезть по пояс в уже ставший широким ручей. За пару часов, продираясь через кусты метра на два, оставляя на ветвях лоскуты платья и собственной кожи, я вышла к широкой – метров пятнадцать – реке. Надежда снова забрезжили передо мной.

Джулиан Копке – единственная выжившая после катастрофы 24 декабря 1971 г. около Пуэрто-Инка

Новый враг появился у меня – голод. Теперь я чуть ли не ползла вдоль берега, хотя все время помнила, что в прибрежной грязи прячутся ядовитые скаты. «Наступишь на ската – конец тебе», – повторяла я про себя предостережение отца. Рана на ноге начала гноиться. Надо было бы удалить из-под кожи мушиные яйца, но не было ни пинцета, ни иглы, чтобы это сделать. И кроме того, это отняло бы много времени.

Я легла на песок. Рядом тянулась цепочка черепашьих следов. Хоть черепашьих яиц поем, подумала я, но глаза мои слипались. Слава богу, я не успела заснуть, потому что краешком глаза увидела неподалеку пять крошечных аллигаторов. Сон как рукой сняло; если их родители увидят меня рядом, они нападут на меня. Шатаясь, я побрела в сторону от этого места.

Рука, искусанная насекомыми, опухла; она болела и гноилась. Я пыталась обвязать ее обрывком полотняного мешочка из-под конфет, но это не помогло. Боже, думала я, мне, наверное, ампутируют руку… Если я вообще останусь жива.

У меня оставалось колечко в форме спирали. С трудом я разломала его на острые кусочки и попыталась ими вытащить личинки мух. Конечно, всех личинок мне не удалось бы вытащить, да и мухи, вившиеся надо мной, тут же отложили бы новые, но все же это была борьба за жизнь.

Наверное, меня спасло то, что я умела хорошо плавать. Пользуясь сильным течением, я проплывала километр, стараясь держаться ближе к берегу – так, чтобы видеть дно, потом вылезала на берег, отдыхала и снова лезла в воду…

В один из вечеров последний луч солнца осветил в кустах большого тапира. Мы едва не столкнулись с ним нос к носу и тут же бросились, не разбирая дороги, в разные стороны. Каждый вечер я мечтала увидеть среди тьмы свет, но так и не увидела. В этой глуши мне не довелось увидеть даже следа человека. Я видела лишь аллигаторов, покрытых грязью, таких омерзительных и неповоротливых на суше и почти быстрых в воде. Вокруг летали тучи красивых попугаев, крошечных колибри, носились по ветвям обезьяны. И везде – мухи и комары.

В тине сидели лягушки – огромные, окрашенные в темные цвета. При виде меня они начинали квакать, переваливаясь в грязи. Я видела жирных гусениц, лезших по деревьям, но одно лишь прикосновение к ним могло вызвать бешеную боль. Я обходила муравейники, а с деревьев в любой момент могли посыпаться на меня еще худшие муравьи – «огненные», о которых индейцы рассказывают, что они обгладывают человека с немыслимой быстротой. Огромные пауки старательно плели между деревьями прочные сети.

Через некоторое время течение убыстрилось настолько, что о плавании не могло быть и речи. Мне хотелось только одного: покоя. Лечь и не вставать. Кажется, меня потихоньку покидала сила воли. Легла там, где остановилась, положила голову на песок. Потом все же решила хоть немного осмотреться, подняла с трудом голову и увидела лодку.

Лодка привязана была к колышку, вбитому в берег; в заросли уходила узкая тропинка. В конце ее виднелась хижина из пальмовых ветвей. Доковыляв до хижины, я убедилась в том, что она совсем еще новая. Внутри лежали подвесной мотор и канистра с бензином, прикрытые пластиком. Не знаю, сколько я пролежала у хижины, но, когда стемнело, я вползла внутрь. В первый раз за девять ночей у меня над головой была крыша. Но спалось скверно. Мучили комары. Всю ночь я вслушивалась: не услышу ли человеческие голоса?