Олег Рисс - Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

Достаточно заменить здесь одно слово — «врачебной», чтобы идея Пирогова могла беспрепятственно перейти в любую другую область высшей нервной деятельности — научную и инженерную, литературную и театральную и т.д.

В дальнейшем Пирогов укрепился во мнении, что изучение узкопрофессиональных ошибок врачей может привести к открытию каких-то общих закономерностей. В предисловии ко второму выпуску тех же «Анналов», выражая желание «расширить для наших сотоварищей узкую тропу, ведущую к истине», он писал: «Этого можно достигнуть, По моему убеждению, только в том случае, если тщательно изучить ошибки, допущенные нами при занятии практикой медициной, — более того, возвести их познавание особый раздел науки! Исходя из основанного на изучении духа нашего искусства убеждения в том, что „мы должны ошибаться“ , практические ошибки, в том числе и грубейшие, надо рассматривать не как нечто постыдное и наказуемое, а как нечто неизбежное. Надо поспешить признать свои ошибки перед сотоварищами и прежде всего постичь механизм ошибок» [ 86, с. 286].

Слова великого гуманиста послужили драгоценным заветом для отечественной медицины. В заглавиях каких других книг, как не медицинских, чаще всего мы читаем слово «ошибка» (например, «Ошибки клинической диагностики», «Источники ошибок при морфологических исследованиях» и т.д.). А в общесоюзном журнале «Вестник хирургии имени И.И. Грекова» из номера в номер ведется специальный раздел «Ошибки и опасности в хирургии».

Правда, изучение «механизма ошибок» пока что не выделено в особый раздел науки, как предлагал Пирогов, но данные для этого накапливаются во многих областях конкретной деятельности. Подвергаются пристальному анализу ошибки в математике и физике, зодчестве и шахматах (характерно, что еще в 1928 году советский шахматный мастер, журналист и партийный работник А.Ф. Ильин-Женевский написал статью «Психология шахматной ошибки»).

Книга немецкого математика Вальтера Литцмана озаглавлена, что называется, прямо в лоб — «Где ошибка?». Автор убежден, что теория и практика изучения ошибок заслуживают основательного исследования. В качестве серьезного вклада в это дело он называет вышедшую в Брюсселе в 1935 году книгу Лека «Ошибки математиков от древности до наших дней», в которой проанализировано около пятисот ошибок трехсот тридцати прославленных ученых [ 66, с. 37].

Недавно в Принстонском университете (США) начато издание журнала под экстравагантным названием «Приключения в экспериментальной физике». Журнал печатает статьи и заметки, в которых освещаются ошибки, неудачи и трудности в работе физиков с целью уберечь коллег повторения ошибок в аналогичных ситуациях.

Все больше интереса к изучению «механизма ошибок» проявляют филологи. Французский лингвист Ш. Балли считает неправильности в языке благодарным материалом для экспериментальных исследований, поскольку на фоне «помех» и ошибок отчетливее выделяются закономерности «нормальной» речи.

К углубленному изучению ошибок призывает лидер советской психолингвистики А.А. Леонтьев. Он пишет: «В отношении ошибок имеется масса предрассудков. Многие методисты, да и психологи вообще отрицают необходимость их анализа и изучения. Конечно, для чисто практических целей важнее делать все, чтобы ошибок не было, чем изучать допущенные ошибки. Однако, на наш взгляд, во-первых, нельзя добиться существенного улучшения существующей методики, не зная ее „слабых мест“, как раз и проявляющихся в ошибках. Во-вторых, ошибка является одним из важнейших орудий исследования нормального, правильного функционирования речевого механизма» [ 65, с. 78].

А.А. Леонтьев видит в речевой ошибке своего рода сигнал «шва» в речевом механизме, «разошедшегося» под влиянием тех или иных обстоятельств, и сожалеет, что работы по исследованию механизма ошибок у нас единичны [ 64, с. 101]. Как отмечает ученый, они касаются лишь произвольных ошибок в устной речи, психологических особенностей смешения и замены звуков. Но раз дело начато, мы вправе надеяться, что отсюда недалеко и до ошибок в интересующем нас печатном слове!

Следует по справедливости признать, что изучение профессиональных ошибок нигде не развернулось так широко и не продвинулось так далеко вперед, как в инженерной (или технической) психологии. Ошибки человека, имеющего дело с машинами и сложным оборудованием (оператора), всегда беспокоили ученых и инженеров. Чем сложнее становились технические системы, тем более точных действий они требовали от обслуживающего персонала, тем губительнее могла быть единичная случайная ошибка.

Повысить надежность действий человека как раз помогает инженерная психология, уже решившая ряд проблем, значение которых не ограничивается местным применением. Так, установлено, что представляют собой случайные и постоянные ошибки, исследованы характерные типы ошибок, отдельно изучались ошибки памяти, внимания, узнавания, понимания и оперирования.

Нет никакой натяжки в том, чтобы результаты изучения ошибок на одном объекте переносить на другие. Тем более что такой авторитет, как Норберт Винер, подтверждает, что «анализ одного процесса может привести к выводам, имеющим значение для исследования другого процесса» [ 23, с. 41].

Неожиданно на каком-то мысленном перекрестке сомкнулись интересы технической психологии и тех, кто озабочен повышением точности печатного слова. В частности, выяснилось, что выводы ученых, связанные с обслуживанием сложных агрегатов, имеют прямое отношение к работе ручных и машинных наборщиков. Исследования последнего времени показали, что работники ряда производств допускают больше ошибок обычно в конце рабочего дня.

Для полиграфического производства — это не новость. Этим вопросом занимался итальянский профессор Пьероччини еще в 1906 году. Он изучал, как изменяется производительность труда наборщиков типографии Николаи во Флоренции и сколько ошибок в наборе они делают в начале, середине и конце рабочего дня. Построенный им график наглядно показывает, что число ошибок увеличивалось перед обеденным перерывом, резко падало после небольшого отдыха и достигало максимума в последний час работы [ 71, с. 63].

В производстве печатного слова (мы предлагаем такое определение, как более широкое, чем просто — полиграфическое производство) не так-то легко отличить, что относится целиком к технике (перепечатка на машинке, набор рукописи/оригинала, изготовление клише, печатание), а что — к творческому труду (созданная автором рукопись, рисунки художника). Технические элементы все время вторгаются в творческий труд (например, правка корректуры автором), а без подлинно творческого решения подчас невозможно высококачественное полиграфическое исполнение (например, при репродуцировании картин великих художников).