В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том I

.................................

Мчатся тучи, вьются тучи,

Неведимкою луна

Освещает снег летучий.

Мутно небо, ночь мутна...

...........................

Сколько их, куда их гонят?

Что так жалобно поют...

.............................

Да, стишок. Оставим стишки и обратимся к прозе. "Не верю! Боже, помоги моему неверию"! О, человек всегда с Богом. Ведь Никанор, как человек , как "сын родимой матушки" - и с верою, и с упованием: и он эту веру , от "родной матушки идущую", и зовет в помощь... епископскому неверию! Вот суть дела. И Катерина в "Воскресении" после убийства своего ребенка говорит:

- Какой там Бог, никакого Бога нет.

Это "не верю" же Никанора. Но она трансцендентно связана уже с Нехлюдовым и, вот как кровная его половина, вопит:

- Пойду на суд Божий... и не возьму тебя с собой.

Эта вера в суд Божий и есть та вторая же вера у Екатерины, которая и у Никанора ("родная матушка") все спасала . Вера крови; молитва - семени. О, конечно, не в эмпиричных их данных, ибо кто же и диалектику Платона смешает с "мозгами" Платона, но лучи этой крови и этого семени "прямо у Боженьки", беспрерывно с Ним и "все спасают"... в "нашем неверии". А когда так, то, родив, Катюша и вправе закричать, или философ вправе ей подсказать:

- Родила и свята. И еще добавить:

- И пойду, как мать, на суд к Богу; и спрошу у Отца, точно ли Он заповедал Сыну осудить меня: ибо на земле сказали, что Сын Твой, Отче, осудил меня непрощеным осуждением. И осудила меня земля вовслед Сыну Твоему и именем Сына Твоего и разлучила меня, Отче; от моего рожденья, и отторгнула его от грудей моих, и разбила о камень, как пели израильтяне о вавилонянках.

У церкви нет чувства детей; нет, и она не развила его в себе исторически . Детей не в линии: " вперед ", "станут гражданами ", " выучатся ", и "хорошо, если бы выучились в моей церковно-приходской школе"; а в линии - назад , к совершенному младенчеству, к поре кормления материнскою грудью, к первым пеленкам, крику родившегося, к труду и страху и тайне беременности и зачатия... и далее... тот свет ! Вот к этому "тому свету", в чем бы он ни заключался, в линии предшествования рождению церковь глуха, неведуща, бесчувственна. Она чувствует только "тот свет" - замогильный, т. е. она держит в руках только половину (трансцендентной) истины. От этого она ублажает покойника: какие песнопения, и в мире, в цивилизации, в истории - как эти чудные песнопения новы, оригинальны! Еще ублажаем мы "святые мощи". Какая идея! Не только "дух есть", есть "святое" в этом тлении нетленном! Ведь тут целая философия. Мы не пытаем ее; бесспорно, однако, что мощи есть обратный полюс колыбели и зачатия . И вот для зачатия и колыбели у церкви нет ни молитв, ни лобызания, ни даже простого "здравствуй". Ни - "здравствуй", ни - "гряди в мир", "дщерь моя", "отрок мой"! Теперь, выражает ли это полноту Христова отношения к жизни и смерти? Христос сказал: "Оставьте мертвым погребать мертвых". Г. Мирянин в статье "Русского Труда" громко делает ударение на "отец", что Он об отце это сказал, что "тело отца предпочтительно брось ". Какой грех и какое очевидное, и истинно византийское, извращение слов Спасителя: ударение - на погребении , посему и прибавлено: "пусть мертвые хоронят мертвецов своих ". То есть Я проповедую жизнь (беседа с Самарянкою и слова о воде живой ). Но есть более ясный глагол. "И приводили к Нему детей, ученики же не допускали к Нему ". Да... ученики , как и теперь, как и сейчас. Что же сделал Он? "И, отстранив учеников , сказал: не мешайте детям приходить ко Мне; разве вы не знаете, что таковых - Царствие Небесное". Вот - глагол. Сказал ли это Он о детях блудниц, о детях жен? Нет - о существе дитяти . Но дети - рождаются; дети не падают из воздуха; не делаются из каучука. Сказать о младенце - значит сказать о рождении, о матери, о родителях. Родительство - Христово. Христос есть альфа и омега. Но столь же бесспорно, что церковь поняла в Нем только омегу. И вся альфа Божества и альфа в мире осталась... вне чувства, ощущения ее. И вот на что Маслова, впереди верениц подобных себе, возопиет на суде:

- Отче, суди меня и мир; да не истеку я слезами здесь перед Тобою, как истекла бесплодно слезами в мире я и убиенный младенец мой.

"Гражд.", 1899 г.

...Мне душно, мне тяжко дышать.

Гёте. "Лесн. царь"

Не благословить человека в моменте рождения , т. е. как рождающего и рожденного , - значит и самое бытие его не благословить; ни in sein, ни in werden. Вот главный упор, к которому подходит аскетизм. Главная трудность его - религиозная; и главный грех его - изъятие благости из существа Божия. Я подведу вас к дереву; вы говорите, взглянув на общий очерк его: "Прекрасно". Я спрашиваю о прекрасном его стане, о постановке в почве; вы говорите: "Хорошо". Я указываю на кору, на расположение ветвей: "Целесообразно, нужно". Я продолжаю спрашивать о листьях; "прекрасно же", отвечаете вы. Я перехожу к зеленой чашечке цветка, к лепесткам цветка, и на все получаю ваш утвердительный ответ, вашу хвалу. Наконец, разогнув бледно-розовые лепестки, я обнажаю внутри их, сокровенно закрытые, коричневые бугорки с едва прикрепленною на них желтоватою пыльцою. Вы молчите. "Что же?" - спрашиваю я. Вы смущены. "Благословите", - взываю я. "Нет! нет!" - слышу в ответ. "Да что нет , почему нет !" - "Нет, это не благословенно"...

Я изумлен; я построяю цветок из пылинки, объясняю, как вырос он, и спрашиваю: "Если пылинка не благословенна, то и весь цветок, все растение, целое дерево не благословенно же: ибо лист его есть преобразованный стебель, чашечка цветка есть собранные и сросшиеся его листья, лепестки суть раскрашенные и прозрачные части чашечки и, наконец, тычинки и пестики - все это есть само растение, все растение, синтезированное в одну точку, в священную частицу". - "Нет, нет! Я не знаю, но я не хочу и не могу благословить! "

Это метафизика. Тут мы вступаем в начало зла и начало поверхностности . Тот человек, который восхищался видом, корою, листьями и чашечкою цветов растения, очевидно, восхищался всем этим не глубоко . Он смотрел на вещи как декоратор и в вещах Божиих усмотрел декорацию. Он не живой человек; он не мудрец и не пророк; он даже цветок любит, но - до пыльцы и без пыльцы; т. е. он цветок берет и понимает, как издельщина бумажных цветов, которая подражает в природе краскам, но не понимает природы, знает лионский шелк , но не знает полевой травки . Вы видите, до чего аскетизм есть человеческое и брак - Божие . Но рассмотрим дальше, но углубимся глубже.