Р. И. Шендерова Знаменитый универсант Виктор Николаевич СОРОКА-РОСИНСКИЙ Страницы жизни

И в заключение.

У меня хранится, как реликвия, подаренная Виктором Николае вичем в день именин серебряная чайная ложечка. В памяти сохранилось и зрительное воспоминание единственного посещения маленькой, слабо освещенной комнатки Виктора Николаевича.

А человек жив, пока жива память о нем! На наших традиционных сборах класса обязательно и спонтанно всплывают всякие - разные веселые истории, связанные с Виктором Николаевичем, происходившие в те далекие, но дорогие сердцу времена.

Как сказал Ф. М. Достоевский: «...если и одно хорошее воспоминание останется при нас в сердце нашем, то и оно когда-нибудь обязательно послужит во спасение».

Я пришла в 233-ю школу, в 5«д» класс, в 1948 году. Преподавате лем русского языка и литературы был старый человек в пенсне и с усами. Одежда его была очень строгой: сапоги, заправленные в них брюки и мундир. Школа у нас была женская, учителя - женщины, Виктор Николаевич казался нам дедушкой. Внешне он, по-моему, был похож на Макаренко. Как потом мы узнали, наш учитель был в 1920-е годы директором школы для беспризорников.

В 6-м классе Виктор Николаевич стал нашим классным руководителем, проводя с нами очень много времени. Он знакомил нас с городом (наша школа была в пер. Антоненко), архитекторами, строившими его, владельцами зданий. Позже многие из нас посещали циклы лекций в Эрмитаже по архитектуре города.

На пионерских сборах просил девочек, которые умели танцевать, учить остальных. Даже ставили спектакли, и я играла Митрофанушку в «Недоросле». Он старался увлечь всех. Обстановка у нас была, как в ШКИД.

Конечно, это была своего рода игра. Это я сейчас так думаю, а тогда это было диктатом. Я, например, была снята с выборной должности звеньевой за единицу по сочинению, причем Виктор Николаевич сказал при всех, что я «морально разложилась». Через какое-то время меня простили, назначили заведовать библиотекой, которую завели сами. Кто мог, приносил книги, а выдавала я по всем правилам библиотеки - с формулярами, определенным днем выдачи. Прививал любовь к чтению - читать люблю до сих пор.

У Виктора Николаевича была своя система преподавания русского языка. Мы каждый день писали небольшие диктанты. Он диктовал фразу, довольно большую, кто-нибудь повторял ее вслух, а потом писали, делая при этом полный разбор предложения, чтобы правильно расставлять знаки препинания. Мне это помогло, я всегда потом писала довольно грамотно. Через два года, после окончания нами 7-го класса, он ушел из нашей школы. Больше я его не видела, хотя часто вспоминала его и наш класс как что-то очень хорошее, необыкновенное. Не знаю, как остальные, но я очень жалею, что не понимала тогда, как нам повезло встретить в жизни такого человека. Жалею, что не сказала ему «спасибо» за то, что он нас любил, как своих детей, и пытался вложить в наши ветреные молодые головы настоящие истинные ценности - дружбу, любовь к родителям, ближним.

Теперь говорю от души - спасибо ему. После окончания войны в классе были девочки, у которых не было отцов. Виктор Николаевич уделял им больше внимания и заботы после уроков. Он посещал их дома, знакомился с условиями жизни и приглядывал за ними, хотя это было незаметно внешне.

После окончания 7-го класса они продолжали общаться с Виктором Николаевичем.

В 2004 году было 50 лет со дня окончания школы. Встретившись со своими соученицами, я испытала удивительную радость. Все остались, по сути своей, такими же, как в юности.

Немного о себе: в 1960 году я окончила институт связи им. проф. Бонч-Бруевича. Работала инженером в области судостроения. Была замужем в течение 20 лет. Рано овдовев, все личные заботы, радости и огорчения перенесла на своих родителей.

Послевоенный 1948 год. Жизнь неуверенная, неустроенная. Мы еще не отошли от войны, от блокады, я еще не могу оторвать глаз от батона, нарисованного на старой, довоенной вывеске нашей булочной. В классе 36 худеньких девочек, мы замкнуты, закрыты, серьезны, в школе - всем безразличны. И наши учителя - тоже из войны и из блокады. Мы еще не знаем радости учения, радости жизни в своем коллективе.

И вот у нас новый учитель - Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Он такой же, как все, обездоленный. Нет, ему еще хуже, чем всем нам - у него нет жилья, он потерял все, у него нет дома, он носит с собой бидончик с едой и целый набор очков. Но он не такой, как все. Все бесчисленные невзгоды над ним не властны. Он строен, подтянут, к его полувоенному френчу подшит белоснежный воротничок, в его внимательных глазах - энергия и интерес к жизни, в его сдержанной улыбке доброжелательность. Он из другой, не из нашей школьной жизни. Мы это почувствовали сразу, и когда он после болезни вошел в класс, мы в порыве восторга встали и зааплодировали. Мы хотели быть с ним.

И у нас началась новая жизнь. Мы больше не были безразличны, безлики, неинтересны. Мы стали нужны и значительны. Каждый наш успех, каждый наш промах и проступок не оставались без внимания. Он был строг и требователен, мы писали каждый день диктанты, делали много ошибок, почти все получали двойки и тройки, но эти оценки были не для классного журнала, это было внутреннее дело - его и наше. Он хотел, чтобы мы были грамотнее, чтобы мы умели учиться и трудиться, чтобы мы стали лучше.

Мы работали над ошибками и за это тоже получали оценки.

Мы были разбиты на звенья, у нас было что-то вроде внутреннего самоуправления. Те, что учились лучше, сидели за партой с более слабой ученицей и должны были ей помогать.

Мы ходили с ним по нашему городу, по площадям (школа была у Исаакиевской площади). Эти экскурсии он вел сам. Он покупал билеты, и мы ходили с ним в театры. Он выводил нас на простор русской литературы и хотел, делал все, чтобы мы осваивали высоты русского языка. Мы учили стихи, мы разыгрывали сказки Пушкина, ставили композицию из «Медного всадника». Он привлекал всех, забытых не было, и самым неблагополучным девочкам давал лучшие роли.

Мы полюбили стихи, мы научились их читать вслух перед всем классом, мы очень старались. Он нас слушал, и на глазах у него нередко были слезы. Он чувствовал, у кого из нас было неблагополучно в доме, не только чувствовал - он знал. Он приходил к каждой домой. Он пришел к нам неожиданно. Мои родители были немного смущены, наверное, это был мой день рождения, он принес подарок - красивую серебряную ложечку. Гостей в те времена у нас еще не было. Он немного поговорил с моим папой, уходя, он сказал, что здесь все хорошо, он спокоен. Эти его слова мне очень дороги, а подаренной им ложечкой я до сих пор пользуюсь каждый день.

Прошли три года, но, кажется, что он был с нами не три года, а всю нашу школьную жизнь. У нас другие учителя, и он уже не в нашей школе. Но мы приходим к нему. У него теперь есть свой дом - маленькая комната на Садовой.