Митин журнал

Маруся молчала. Девочка наконец отошла, ее лицо было професионально кислым, на нем застыла гримаса унижения и подобострастия. Маруся огляделась вокруг и увидела, что девочка уже подошла к другой скамейке. На площади было несколько таких девочек, которые попрошайничали, подходя по очереди ко всем иностранцам.

-- Это румыны, - продолжал Пьер, - они несчастны. О какое несчастье! Сколько горя на земле!

Он уже съел свой бутерброд и с наслаждением облизывал пальцы. Пьер очень любил говорить о страданиях, он считал, что имеет на это право, ведь у него был опыт - восемь электрошоков!

***

Пьер повез Галю с дочкой на машине к берегу Ла-Манша. Они видели гору Сен-Мишель, проезжали через всю Францию, и Пьер даже один раз купил Юле мороженое, это было в городе Фужере, где находится средневековый замок, окруженный рвами и стенами, и там, в этом средневековом городе живут современные люди, узкие улочки, вымощенные грубым булыжником, круто поднимаются вверх. Было очень жарко, они устали и вспотели. Они купили целую коробку с фисташковым мороженым в большом магазине "Монопри" и сели отдохнуть и перекусить на площади около фонтана. Пьер был недоволен, что Юля все время говорила "спасибо" и "пожалуйста", как ее учила мама, и пытался отучить ее от этого. Юля уже начинала его бояться, и старалась не отходить от мамы. Однажды, когда Юля заснула в машине, Пьер с Галей пошли прогуляться по лесу, но оказалось, что лес огорожен колючей проволокой, и им пришлось пролезать между прутьями, Галя даже порвала себе платье. У Гали в то время были месячные, и ей не очень удобно было сношаться с Пьером в таких походных условиях, лежа на колючей траве, к тому же рядом не было никакой воды, и нельзя было помыться, но Пьер был очень доволен.

Он считал, что нет никакой разницы между грязным и чистым - это он прочитал у какой-то писательницы, и это ему так понравилось, что на какое-то время он вообще перестал мыться. Правда, с тех пор, как у него поселилась Галя, он все же периодически мылся и брился, и от него уже не так пахло. Он даже стал употреблять одеколон и чистить зубы, хотя и был глубоко убежден в том, что это глупости, и нужно только торговцам зубной пастой и парфюмерией.

Они посношались с Галей на сене, рядом был загон для скота, и там ходили лошади, они с интересом наблюдали за Пьером и Галей. Пьер во время сношения никогда не терял головы и периодически раздраженным голосом давал Гале указания, как она должна повернуться и в какую позицию должна лечь. В основном он просил ее, чтобы она садилась верхом на него, "как бык на корову", добавлял он, хихикая, потому что это позволяло ему сохранить силы и энергию, а иначе он очень уставал и сразу кончал, а это ему не нравилось, потому что, хотя ему и было все равно, и он не был фаллократом, но он знал, что все русские - фаллократы и поэтому приходилось делать некоторые уступки, к тому же Гале нравилось (или ему так казалось) сношаться с ним, когда у него стоял член, а это случалось довольно редко. Когда он выпивал много вина или водки, член у него совсем не стоял, но он все равно пытался получить свою долю удовольствия - перекатывался по Гале взад и вперед, терся об нее то задом, то передом и шлепал ее по заднице все сильнее и сильнее, это его особенно возбуждало.

Когда он был маленьким и учился в школе, у них была очень красивая молодая учительница, и она, наказывая мальчиков, ставила их в угол со спущенными штанишками и шлепала по голой попке ладонью. С тех пор Пьер не мог этого забыть и всякий раз, когда он об этом вспоминал, это его ужасно возбуждало. Пьер говорил, что Галя сделала ему много хорошего, например, с тех пор, как он начал жить с ней половой жизнью, у него гораздо меньше стал псориаз, который покрывал его руки.

Он болтал язычком из стороны в сторону как младенец, который кричит или доволен и активно вдыхал воздух через нос. При этом он надувал живот и через нос же воздух выпускал. "Это псориаз, у меня такая кожная болезнь. Это психосоматическое." Он лежал на траве, раскинул руки, вдыхая полной грудью воздух и глядя в голубое небо, с наслаждением потягиваясь под яркими лучами солнца. Внезапно он сел, взял нож и стал скоблить себя по псориазной руке. Белые чешуйки стали обдираться, проступило что-то розовое, вроде сукровицы, но крови не было. "Мне совсем не больно..." конечно ему не было больно, а может, и было, а он просто так "самоутверждался", как когда, схватив ножик, предварительно выпив бутылку красного вина, он сгибался пополам, прижимал ножик рукояткой к животу и говорил петрушечьим голосом :

-- Ну-у-у, я тебя убью... -- и почему-то русские слова в его устах звучали непристойно.

И еще Галя сделала ему добро - Пьер часто об этом говорил - с тех пор, как он с ней совокуплялся, он перестал стесняться мочиться в присутствии посторонних. Раньше, когда он, например, хотел помочиться на улице, он отходил к углу дома, расстегивал штаны, но не всегда мог, а теперь эти задержки мочеиспускания почти прекратились, и он стал мочиться свободно. Он говорил, что в том, что ему не всегда удавалось помочиться, виновата его мать, потому что в детстве, когда он садился на горшок, она на него кричала. Или же это из-за того, что, когда он рождался на свет, сперва появился его брат, а ему пришлось подождать в утробе, поэтому у него развилась клаустрофобия.

***

"Сегодня утром звонила Эвелина и сказала, что пойдет топиться. Она точно обозначила место, где она будет топиться. Я знал, что она не утопится, раз говорит так прямо. Она полюбила католического священника, а им нельзя жениться."

"Все женщины всегда любят священников. Еще они любят деньги. Женщина и деньги - это всем известно. Я пошел посмотреть, как топится Эвелина. Я стоял на мосту, а она была внизу. Она зашла в воду по колено и стала орать. Конечно, она замочила юбку. Прибежали люди и вытащили ее. Я очень смеялся - она была вся в грязи." "Моя сестра любит своего отца, хотя он уже умер. Но для меня он есть. И моя мать тоже - есть. Они оба - есть. Никто не умирает. Перед тем, как уйти, мне надо воспроизвести себя. Во мне есть желание стать отцом. Я хочу быть отцом. Но я не хочу походить на моего отца. Мой отец смотрел на меня, нахмурив брови. Я его боялся. Я и сейчас его боюсь. У него были черные глаза. Он сидел за столом и ел. Когда он приходил с работы, он сразу же усаживался за стол, ноги - под стол и ел, ел, жрал, целый день! Он был невыносим, этот тип! А моя мать ему прислуживала."

"Мужчина работает и приносит деньги, женщина же платит ему натурой. К черту! Прогнившая система. Любовь и деньги не имеют ничего общего."

"Мой отец всегда говорил: "Никогда ноги "красного" не будет в этом доме!" "Красными" он называл русских, потому что они все коммунисты. А у меня в доме теперь полно русских! Если бы он это знал!"