Лори Хэндленд - Свидание с мертвецом

– Как Вы можете убить что-либо столь древнее? – озадачилась я вслух.

– Это нелегко.

Мой взгляд был прикован к его сережке.

– Если христианские символы не работают, то зачем это?

– Я не говорил, что они не работают. Они работают. Лучше, чем все остальные, – он теребил крестик в мочке уха. – Каждый помогает понемногу.

– Что могу сделать я?

– Полезного для наших поисков?

– Да.

Исследование было тем, что убеждало меня в собственной значимости. Я любила искать материал, находя ответы на вопросы, заботившие только меня.

Его взгляд проследовал от кончика моих вьющихся волос, мимо очков в черной оправе к пышной груди и бедрам, упрятанным в безразмерную трикотажную рубашку и такие же безразмерные джинсы.

– У меня всегда была склонность к библиотекаршам, – пробормотал он. – Они так ... полезны.

Рассматривая его лицо, волосы, тело, я готова была держать пари, что они у него были.

– Я не библиотекарь, – произнесла я натянуто.

– Ты могла бы притвориться.

Я таращилась на него в течение нескольких секунд. Он пытался пошутить? Трудно было сказать, раз он никогда не демонстрировал улыбку.

Чавес отвернулся и, удивительно, но напряженность исчезла.

– Я пойду пополнить запасы, пока не стемнело.

– Какие запасы?

– Святая вода, гостия...

– Где Вы берете снаряжение, подобное этому? На распродаже в магазине святых принадлежностей?

– В церкви.

– Они выдают это, потому что Вы просите?

– Да, потому что я прошу.

Мой скептицизм, должно быть, отразился на моем лице, поэтому он продолжал.

– Священники верят во зло, Кит. Если бы они не делали этого, они остались бы без работы. Они уже повидали удивительные вещи – великое добро и великое зло.

– А Вы? Вы когда-либо видите какое-нибудь добро?

Его глаза встретились с моими.

– Никогда до последнего времени.

– Что сделала я?

– Ты преследовала меня в переулке. Ты не прекращала расспрашивать меня. Ты не побоялась противостоять сумасшедшему, о котором думала, что он стрелял в твоего знакомого.

– Вы действительно стреляли в моего знакомого.

– Но я не убивал его.

– Это так, – я откинула голову с пробужденным любопытством, – что еще?

– Ты впустила меня в квартиру.

– Под дулом пистолета, – пробормотала я.

– Не всегда. Ты пошла со мной на взлом чужой квартиры. Никто никогда не делал этого прежде.

– Никто?

Он тряхнул головой. Я почувствовала, как внутри меня все плывет и тает.

– Таким образом, Ваша интерпретация добра – это...

Довольно, черт побери, прилично. По сути, я не кричала, не вызывала полицию и не выпинывала его из своего дома. Дайте мне Нобелевскую премию!

– Вы мужественны, неэгоистичны, отваживаетесь на риск, – сказал Чавес.

Это не походило на меня вообще. Это больше походило на то, какой я хотела быть.

– А затем был тот поцелуй.

Я подняла взгляд, и он улыбнулся.

– Хороший? – спросила я.

– Больше, чем просто восхитительный.

Прошло время. Солнце пересекло небосвод и стало спускаться. Я начинала нервничать.

Где Чавес?

Если бы я была демоном, я бы не стала откладывать свою смерть и прямиком отправилась за охотником на демонов. Эта мысль не давала сидеть без движения, поэтому я расхаживала из спальни в гостиную и обратно.

"Я уверена, что Чавес сделает так, чтобы демоны появились раньше него" – сказала я сама себе.

Черт, именно этого он, вероятно, и хотел.

Однако я была близка к отчаянию. Первый мужчина, который думал, что я хорошо целуюсь (или, по крайней мере, первый, кто мне об этом сказал) – мой счастливый шанс, ушел из моей жизни и никогда не вернется.

Я только закончила свой пятьдесят пятый проход в спальню, когда мягкие шаги в гостиной заставили меня похолодеть.

Я закусила губу, затем посмотрела в окно. Солнце еще не зашло, хотя закат был близок. Однако дневной свет был дневным светом, и он пока еще у нас был.

– Чавес? – я поспешила в гостиную и замерла при виде странного молодого человека с огромным горшком нарциссов.

– Как Вы вошли?

– Швейцар. Он думал, что Вы ушли. Я должен поставить это здесь? – он указал на пол.

– Да. Хорошо. Без разницы.

Я хотела от него избавиться. Я бросила быстрый взгляд через плечо в угол зала, услышала негромкий глухой стук горшка, поставленного на ковер, и обернулась.

Паренек был прямо напротив меня.

– Необычайно быстро, – пробормотала я.

Не вполне человеческим способом.

– Вы так прекрасны, – прошептал он.

Его глаза были гипнотически голубыми, волосы – золотыми завитками. Слишком молод, но меня это не беспокоило. Он был прекрасен, и думал то же самое обо мне. Что он мог попросить у девушки?

Душу?

Я сделала шаг, и его рука обвила мою талию. Его чувственные, ласковые губы соприкоснулись с моими.

– Значение души переоценивают, – прошептала я.

– Справедливое замечание.

Его губы спускались по моей шее, руки исследовали тело. Мои колени ослабли. Желание пульсировало у меня в крови боем тысяч древних барабанов. Я не могла размышлять здраво.

– Девственница, – он опустил руки пониже спины и соединил их вместе, – это самый лучший момент.

Его слова доносились, словно из тумана.

– Откуда Вы знаете, что я...?

Он прижал нос к моей шее и втянул воздух.

– Ты пахнешь свежестью и чистотой. Нетронутостью. Ты ждала меня.

Я не ждала его. Я ждала настоящей любви. Я знала это.

Конечно, я знала, что не была потаскушкой и, посмотрите, как это вычислялось.

– Вкус девственниц самый лучший.

Он облизывал мою щеку, и я не возражала. Хотя это должно было бы беспокоить меня, поскольку я была почти того же мнения по поводу микробов, что и Ховард Хьюз (Howard Hughes – один из крупнейших американских промышленников-миллиардеров. Страдал ярко выраженным синдромом боязни микробов, разработав "Пособие по процедурам". Люди, которым предстояло иметь с ним дело, должны были подвергнуть себя получасовой "обработке", которая выглядела так: "вымыться четыре отдельных раза, каждый раз используя большое количество пены от нового куска мыла", после чего надеть белые перчатки и завернуть каждый предназначенный для Хьюза предмет в строго определенное количество бумажных платков. По поводу вскрытия новой упаковки платков Хьюз напоминал своим помощникам, что "нужно держать голову под углом 45 к различным предметам, к которым вы прикасаетесь... Во время этой операции важно также не дышать на различные объекты". Прим.переводчика) , что было одной из причин того, что я все еще была девственницей. Я боролась с похотливой апатией и сосредоточилась на том, что он говорил, вместо того, что он делал.

– Вкус?

– Секс – моя еда, детка.

Снова "детка". Хотелось бы узнать, желание волновало или подгоняло его там, где это было нужно.