Харальд Шуманн - Западня глобализации

Но такая подвижность – показатель общей тенденции, когда весь мир летит со скоростью звука в беспокойное новое будущее. По всей вероятности, вскоре после наступления третьего тысячелетия в мире будет порядка тридцати космополитических конурбаций {Больших городов со своими пригородами. – Прим. ред. } с населением от 8 до 25 миллионов человек каждая, связанных между собой плотной паутиной электронных сетей, цифровыми спутниковыми телефонами, аэропортами с высокой пропускной способностью зонами беспошлинной торговли. Эти мегаполисы разбросаны по планете как случайные пятна света, расстояние между которыми измеряется тысячами километров, и все же обитатели каждого из них чувствуют себя ближе к жителям остальных, чем к соотечественникам, живущим на периферии, которой их собственная среда обитания в значительной степени обязана своим существованием.

Власть, как полагает итальянский футуролог Риккардо Петрелла, будет «принадлежать действующей в мировом масштабе лиге торговцев и муниципалитетов, чьей главной заботой станет обеспечение конкурентоспособности глобальных фирм»[25]. Уже каждый из главных азиатских центров изо всех сил старается вырваться вперед. Молодежь на всех континентах взрослеет с образом глобальных городов, радикально отличающимся от всего, что знали их родители. И уже не Париж, Лондон и Нью-Йорк блистают превосходными степенями, и не Москва или Чикаго. С марта 1996 года высочайшее здание в мире отбрасывает тень в столице Малайзии Куала-Лумпуре, а самое большое количество башенных кранов возвышается над крышами не Берлина, а Пекина и Шанхая.

Между Пакистаном и Японией дюжина бурно развивающихся регионов пробивается на сцену глобальной конкуренции, соперничая за роли, распределенные за последние десятилетия между крупными городами Запада. Бангкок, /41/ например, пытается отвоевать статус автомобильной столицы у Детройта. Японские производители – Toyota, Honda, Mitsubishi и Isuzu – уже давно собирают свои автомобили в Таиланде, тогда как Chrysler и Ford превращают свои отделения в этой стране в корпоративные базы для Юго-Восточной Азии.

Тайбей видит себя преемником Силиконовой долины, и не зря: Тайвань уже является одним из крупнейших мировых производителей мониторов, компьютерных мышей и сканеров. Малайзия рассчитывает добиться процветания на ниве экспорта высоких технологий подобно тому, как Рур в свое время совершил прорыв в сфере черной металлургии. Бомбей в настоящее время снимает 800 художественных фильмов в год: в четыре раза больше, чем Голливуд, а плата за аренду офиса в этом городе побила предыдущий рекорд, установленный в Японии.

Основным конкурентом Токио и Нью-Йорка в борьбе за роль нервного центра новых супергородов Азии является Шанхай. «Мы хотим к 2010 году стать международным финансовым и деловым центром в западной части Тихого океана», – объясняет Ху Янгжао, главный экономист городской комиссии по планированию. В процессе величайшей городской перестройки со времен осуществленной в XIX веке в Париже бароном Гауссманном старый Шанхай будет почти полностью разрушен, а на его месте будет возведен новый город. Четверти миллиона семей уже пришлось покинуть центр города, позднее к ним присоединятся еще 600 000. Здесь открыли свои офисы сорок из 100 крупнейших мультинациональных корпораций. Siemens изъявила желание помочь городу в строительстве метрополитена; в этом году с конвейеров Volkswagen-Shanghai сойдет 220 000 легковых автомобилей, годовой объем выпуска которых планируется к 2000 году довести до 2 миллионов. Колония британской короны Гонконг, которая в 1997 году будет возвращена Китайской Народной Республике {Передача Гонконга КНР состоялась, как планировалось, в 1997 году. – Прим. ред. }, пытается не отставать. «На нашей стороне география», – считает крупный банкир Клинт Маршалл. В новый аэропорт вкладывается двадцать миллиардов долларов, а всего в двадцати километрах бурно развивающаяся китайская провинция Гуандун уже является поставщиком глобальных рынков[26]. /42/

Экономический подъем Китая, став уже привычным явлением, несет в себе и сюрпризы, как приятные, так и не очень. Существует предположение, что к 2000 году «социалистическая рыночная экономика» Дена Сяопина займет второе место в мире, опередив японскую и германскую. Несмотря на то, что в 1960-е годы европейские паникеры не раз беспокоились по поводу надвигающейся «желтой опасности» и ничего не случилось, теперь китайцев в Европе действительно много. Рабочие из шанхайской металлургической корпорации Meishan работают в Неаполе едва ли не круглосуточно. Они разбирают 24 000-тонный сталелитейный комплекс на 100 гектарах закрывшегося завода, принадлежащего итальянской фирме Bagnoli. Летом 1997 года его части будут вновь собраны за 14 000 километров от Неаполя, в Нанкине, портовом городе на реке Янцзы. Thyssen Steel, в свою очередь, демонтирует доменную печь, которая не работает на полную мощность, и перевозит ее в Индию, а австрийская фирма Voest-Alpine уже целиком переправила устаревший сталелитейный завод LD-2 из Линцы в Малайзию. В связи с этим жители Дальнего Востока приобретают качественные товары; они стали последними, кто извлекает выгоду из длившегося на протяжении нескольких десятилетий субсидирования европейской сталелитейной промышленности на суммы в миллиарды дойчмарок[27].

В наши дни глобализация продвигается вперед с прежде невообразимой быстротой. Экономист Эдвард Луттвак описывает новую эпоху как «слияние болот, прудов, озер и морей экономик деревень и провинций, регионов и государств в единый глобальный экономический океан, накатывающий на небольшие участки суши гигантские волны конкуренции, пришедшие на смену вчерашним легкой ряби и спокойным приливам»[28].

Весь мир является единым рынком, на котором, по-видимому, процветает мирная коммерция. Разве это не исполнение вековой мечты человечества? И разве не должны мы, живущие до сих пор в изобильных индустриальных цитаделях, возрадоваться подъему столь многих развивающихся стран?

Нет.

Вопреки предсказанию канадца Маршалла Маклуэна, мир ни в коей мере не стал «глобальной деревней». Пока ученые мужи и политики склоняют эту метафору на все лады, становится ясно, насколько мало сближается реальный мир. Да, свыше /43/ миллиарда телезрителей в июне 1996 года почти одновременно смотрели матч по боксу между Акселем Шульцем и Майклом Мурером на Вестфальском стадионе в Дортмунде. Верно и то, что церемония открытия последних олимпийских игр этого столетия в Атланте, которую наблюдали 3,5 миллиарда зрителей, объединила мир в большей степени, чем любое другое событие за последнюю тысячу лет. Однако эти всемирные трансляции обмена ударами и спортивных состязаний не привели ни к какому действительному обмену, ни к какому действительному пониманию между людьми. Близость и одновременность посредством масс-медиа бесконечно далеки от какой бы то ни было культурной солидарности, не говоря уже об экономическом равенстве.