Георгий Батура - Конфуций и Вэнь

И если разумно читать евангельский эпизод, то Иуда, например, действительно «раскаялся» ( метаме́ломай , именно так в тексте) в своей выдаче Христа, но при этом… он не «раскаялся» ( метаноэ́о , как требует от человека в проповеди о Царстве Сам Христос). Из чтения греческого текста понятно, что подобное искреннее (!) раскаяние Иуды не имеет никакого отношения к тому евангельскому Царству Небесному, о котором проповедовал Христос, и которое даруется только после «сумасшествия в голове» под названием мета́нойя . Ой-ой-ой! «Всё смешалось в доме Облонских».

Кстати сказать, даже исходя из такого небольшого обзора евангельского текста, в котором присутствуют важнейшие категории проповеди Христа, любому грамотному филологу понятно, что Иисус проповедовал на греческом. В достаточно простом арамейском языке, который никогда не использовался для выражения философских или богословских понятий, аналогов этой паре греческих слов – мета́нойя и метаме́ломай – нет. Как нет, например, аналогов греческим терминам агапа́о (упрощенно говоря, «любить» Бога, т. е. возвышенно) и филе́о (тоже «любить», но уже по-другому, «по-людски»). На противопоставлении этих двух «похожих» глаголов, которые использует Христос, построен весь последний эпизод из канонического «мандейского» Евангелия от Иоанна , когда воскресший Иисус спрашивает пристыженного Петра, который Его трижды предал: «Любишь ли ты Меня?» . И читателю евангельского текста (на любом европейском языке) невдомек: почему Петр «сокрушился» только после третьего вопрошания Христа об «одном и том же»? Отвечаем: потому что Христос заменил в своем последнем, третьем обращении к Петру первоначальный глагол агапа́о на филе́о . Но в арамейском языке всегда существовал и существует только один единственный глагол для выражения понятия «любить». А значит, после перевода этого Евангелия с греческого языка на якобы «первоначальный» арамейский вариант Петр «может спать спокойно».

Хотя, если «закрыть глаза» на это принципиальное различие между двумя древними языками – что и делает христианское богословие, – в таком случае Иисус действительно «проповедовал на арамейском». Но в таком случае Он проповедовал о «Рае» Бога Яхве , а не о «Царстве Небесном» Элохима . И здесь сразу же возникает вполне закономерный вопрос: что нового, при таком понимании языка проповеди Христа, Он принес в мир евреев, кроме того, что уже давно было сказано Моисеем? Правильный ответ: ничего нового. И именно так думают сами евреи. Вот и считают Его все разумные и далекие от «языков» люди – включая евреев и арабов – каким-то наивным романтиком (причем, здесь можно было бы употребить гораздо более жесткие выражения), – неудавшимся пророком (для евреев и мусульман Он действительно Пророк, а не «Мессия» и не «Сын Аллаха») с добрыми и красивыми речами. Вся проповедь которого только и состояла в том, что Он, несчастный, безвинно принял страшную смерть, пострадав таким образом «за людей».

И от подобной богословской логики – от этого непонятного выражения «за людей», и от того странного, что Он «взял грехи на себя» – у любого здравомыслящего человека поневоле начинают шевелиться волосы на голове и «расширяться глаза» (но не сердце ): такая логика абсурдна для разумного человека (но не Тертуллиана). Более того, именно эта противоестественная логика сделала евреев главными виновниками в смерти Христа, с последствиями чего еврейский народ сталкивался на протяжении всей своей истории. Пора, наконец, «разложить все это по полочкам» и дать разумное объяснение двум важнейшим текстам человечества: Евангелию и Лунь юю.

Итак, вернемся к началу этой главы и еще раз скажем коротко об очень важном термине всего Учения Конфуция – о необходимости «исправления имен» ( чжэн мин ). Конфуций учит своих учеников тому древнему «пути Чжоу» ( Дао Чжоу ), который отстоит от его времени на половину тысячелетия. Конфуций не изобретает ничего принципиально нового, а учит «подражанию древним» в их духовном пути. Но за то долгое время, которое прошло от периода становления династии Чжоу – когда этот путь уже окончательно выкристаллизовался – и до времени жизни Конфуция, многие ключевые слова (иероглифы) принципиально изменили свое значение, оставаясь прежними по рисунку. Это относится, в первую очередь, к таким важнейшим иероглифам Лунь юя как Вэнь, Сяо, Дэ, Ли .

Использовать эти иероглифы в их современном значении Конфуций не мог, – разумно рассуждая, пришлось бы придумывать какие-то аналоги, дублирующие древние образцы. Против такого решения вопроса любой искренний поклонник Чжоу – и это выглядит вполне понятным чисто по-человечески – будет внутренне противиться. Это равносильно тому, что для христианина, например, заменить имя Христос на какое-то другое, оставив Его проповедь в неприкосновенности (вспомним, какие битвы на Руси были между староверами и «никоновцами» из-за простого изменения прежнего написания «Исус» на новое «Иисус»). Конфуций воспринимал письменность в качестве дара, полученного свыше от духов, – дара, предназначенного для мысленного общения человека с этими духами. И по этой причине ему пришлось излагать свое Учение о «древнем пути Чжоу» в какой-то степени притчевым языком: Конфуций очень часто использует эти иероглифы (или их произношение) в их первоначальном древнем значении.

Но при этом Конфуций прекрасно понимает, что для его слушателей часть таких высказываний может вылиться в сущую «абракадабру», и ему приходится балансировать на грани неадекватности, порой заменяя необходимый древний иероглиф каким-нибудь омонимом – другим иероглифом, который звучит одинаково с этим древним (что было нормой для древнекитайского языка того времени). Наиболее наглядный пример подобной «неадекватности» можно увидеть в «духовной биографии» Конфуция, где он буквально заявляет о том, что его «уши стали ему послушными». К удивлению читателя, это выражение часто так и переводится, причем, безо всяких разумных пояснений (или переводчики придумывают какую-то «отсебятину», которая не имеет никакого отношения к реальному тексту).

Чжэн мин – это то «выправление [значений] иероглифов», которое должен делать мысленно, в своем сознании, каждый понимающий слушатель Конфуция, придавая всем этим древним знакам их первоначальный смысл. Об этих прежних значениях очень много пишет российский китаевед – Василий Михайлович Крюков в своей замечательной итоговой работе «Текст и ритуал» (мы на нее будем часто ссылаться). И вот теперь-то, наконец, мы можем перейти к персональному рассмотрению всех главных категорий (иероглифов) Лунь юя.