Франсуа Брюн - О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых

Но не делайте отсюда вывод, что именно по этому пути и пошла Католическая церковь. Вот, например, слова пастора Альбера Гайяра, из Реформированной церкви Франции, сказанные им в 1974 на коллоквиуме «Коммунисты и христиане», организованном в Бегле, близ Бордо: «Среди серьезных и верующих богословов очень мало кто, поразмыслив, и в самом деле утверждает, что Бог – личность, обладающая разумом и волей. Мир иной не представляется ли нам всего лишь, как утешительное алиби, как способ избежать тоски?» Затем оратор относит на свой счет следующее утверждение: «Вечная жизнь – это определенное качество земной жизни». А из этого он делает вывод: «Неверующие христиане не отрицают того, что в вере главное. Вера ни философия, ни теизм. Это безумное пари о личности Иисуса, восставшего на всех античных богов и придавшего окончательный смысл истории и человеческим отношениям» 49 49 Le Monde. 27.01.1974. . Здесь, по крайней мере, с Богооставленностью все понятно; она не уничтожена словесными хитросплетениями. И все же поясним, что пастор Гайяр озвучил здесь мнение, которое отнюдь не все его собратья-протестанты поспешат с ним разделить.

К Христу теперь обращаются только ради Его учения или как к возвышенной модели универсальной любви. Он превращается в великого предшественника гуманистического языка и толерантности. Конечно, Он и все это тоже, но все-таки ведь гораздо больше, чем только это. Он и в самом деле «Спаситель». Но, чтобы это понять, нужно согласиться на мистическое в и дение мира, Истории Человечества и жизни каждого из нас. Неприятие этого «мистического» измерения Страстей Христовых и всей жизни Христа ведет, помимо всего прочего, и к отказу от идеи «Бога, ставшего человеком», а значит к упрощенному взгляду, видящему в Нем всего лишь человека, одного из людей. А это уже полный отказ от христианской веры.

Сегодняшние экзегеты и богословы, в огромном большинстве, подходят к словам и поступкам Христа, не желая учитывать тот факт, что Он не просто человек, но Бог, ставший человеком. Они даже не признают за Ним тех даров, которые обычно щедро приписывают медиумам. Если, например, в Евангелии от Луки говорится о том, что Иисус предсказал падение Иерусалим (Лк 19: 41–44, 21: 20–24, 23: 28–31), то эти экзегеты тут же делают вывод, что все это потому, что Евангелие от Луки было написано уже после того, как все случилось, и что предсказание Иисуса Лука просто присочинил. Для них Иисус просто не мог знать этого заранее. Он ведь не был медиумом, да к тому же все и так знают, что и медиумов тоже не бывает 50 50 Jürgen Becker. Paul, l’apôtre des nations (Le Cerf et Médiaspaul, 1995, p. 22). .

Для них смысл того, что говорил и делал Христос, можно понять, только основываясь на психологии очень среднего человека, живущего в определенных условиях, далеко не лучших, в Палестине того времени. Это признает и папа Бенедикт XVI: «Основным критерием для подобного рода толкований является вопрос о том, чего окружающие могли ожидать от Иисуса в Его конкретных жизненных обстоятельствах и в Его конкретной среде с ее конкретным уровнем развития. Похоже, не слишком многого. Слова о великих деяниях, о великих страданиях к Нему как будто неприложимы. Единственное, с чем Его еще хоть как-то можно было “увязать”, – некоторое апокалиптическое ожидание, которое скрытно присутствовало в обществе, – вот, пожалуй, и все. Но ориентация на “окружающую среду” и ее ожидания не дает представления о мощи и масштабе события, именуемого Иисус» 51 51 Йозеф Ратцингер, папа Бенедикт XVI. Иисус из Назарета (М.: Азбука-классика, 2009, гл. 10, с. 323–324. https://www.litmir.me/br/?b=121266&p=72 ). .

Если уж папа Бенедикт XVI, несмотря на всю тяжесть папских обязанностей, вновь, по старой профессорской привычке, взялся за перо, то это лишь потому, что он ясно понимает, что, защищая божественность Христа, он остался в собственной церкви в меньшинстве. «Чего окружающие могли ожидать от Иисуса…? Похоже, не слишком много», – признается он. В такой перспективе, действительно, к столь обычному, среднему человеку «Слова о великих деяниях, о великих страданиях … как будто неприложимы», ну разве что можно с ним увязать «некоторое апокалиптическое ожидание, которое скрыто присутствовало в обществе»! Иными словами, Бенедикт XVI сознает и признает, что для большинства современных богословов и экзегетов Христос перестал быть «Богом, ставшим человеком», а остался просто человеком, таким же, как множество других, даже не самым умным из них, узником тех идей, которые были продиктованы его социальной средой, пространством и временем, в которых ин жил. Простите мне эти неудобоваримые выводы, но они напрашиваются сами собой: это значит, что для большинства наших богословов и экзегетов традиционная христианская вера уже перестала быть фоном и отправной точкой их размышлений. И папа это знает. И если папа написал эту книгу, зная, что, благодаря его высокому положению, ее сразу переведут на множество языков, то сделано это было в надежде обратиться, через головы таких богословов и даже многих епископов, непосредственно к народу, к верным и верующим людям. Он пытается спасти веру своей церкви вопреки этой церкви! Можно ли представить более трагическую ситуацию! Виктор Гюго сделал бы из такого сюжета ошеломительную драму, а Верди написал бы трагическую оперу. Реальность же еще трагичнее. Теперь вы видите, что я ничего не придумываю. Она оказалась в этом положении, вместе со своим непогрешимым папой, Святая Римская католическая церковь. Заметим тут еще раз, что, к сожалению, защитники традиционной веры, самого существенного в ней, оказываются в то же самое время и теми, кто отрицает саму возможность перемен во всех сферах.

А заодно заметим, что в православии никто не считается непогрешимым, но вера не умирает.

Именно на этом пункте, касающемся божественности Христа (и на некоторых других) традиционалисты и интегристы вполне могли бы сосредоточить всю свою критику церкви и тех перемен, которые с ней произошли; а вовсе не на вопросе, использовать или нет латынь; поскольку именно с этим вопросом связаны гораздо более опасные перемены, протекающие не так заметно. Стоит, конечно, отметить и предпринятые под влиянием Иоанна-Павла II и Бенедикта XVI попытки заново защитить Христа как Бога, ставшего человеком, и как Спасителя. И все же, насколько я могу отдать себе в этом отчет, у нас так и не появилось новых интерпретаций тайны нашего спасения. Примечательно, что в книжных магазинах можно найти лишь переиздания книг великих богословов прошлого века: Карла Ранера, Анри де Любака, Ганса Урса фон Бальтазара, Ива Конгара, Луи Буйе… и, конечно, Ратцингера. И не я один это заметил. Недавно этот факт отметил и отец Анри-Жером Гажей в статье, озаглавленной «Куда делись великие богословы?» 52 52 Henri-Jêrôme Gagey. Où sont passés les grands théologiens? // Théologiens: Pourquoi? Pour qui? (Bayard, 2009, p. 141–146). Автор статьи задается вопросом, почему эти великие богословы не оставили последователей, и приводит свои соображения по этому поводу. Вероятнее всего, что следующее за ними поколение богословов уже не чувствует себя свободными. Кристиан Соррель приходит к такому же заключению, сопоставив целый ряд авторитетных высказываний по этому вопросу, он приводит слова Жозефа Доре, Пьера Валлэна, доминиканца Люка-Фомы Сомма. Все они признают это «молчание», этот «откат», это «увядание» франкоязычного богословия, и даже пишут о том, что ситуация вызывает у них тревогу. И Кристиан Соррель, анализируя причины этого феномена, вычленяет главнейшую из причин: отсутствие свободы 53 53 Christian Sorrel. La théologie francophone au lendemaine du concile Vatican II // Un nouvel âge de la théologie? 1965–1980 (l’ouvrage collectif dirigé par Dominique Avon et Michel Fourcade) (Éditions Karthala, 2009, p. 182–183). . Что касается меня лично, то я давно уже это чувствую, но издалека, поскольку никакой официальной должности в церкви не занимаю. Но вот что недавно отметил почетный епископ Пуатье Альбер Руэ: «Я признаю, что слово как будто подморозили. Теперь любое вопрошание о положениях экзегезы или этики сразу кажется кощунственным. Уже не принято задаваться вопросами, и это жаль. При этом в церкви царит климат зловещей подозрительности. Институция ориентирована на римский централизм, опирающийся на целую сеть доносительства. Целые ответвления в ней заняты тем, что изобличают позицию того или иного епископа, составляют досье на такого-то и хранят компромат о таком-то. С появлением интернета такие издержки лишь усугубились» 54 54 Mgr Albert Rouet // Le Monde. 04.04.2010. .