Франсуа Брюн - О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых

Идет ли речь лишь о дальнем отголоске закона возмездия? Око за око, зуб за зуб! Это та дань, которую побежденный должен уплатить победителю, вассал сеньору? Дело чести, как считает отец Брюкбержер? По поводу богословия св. Ансельма, отец де Мантье подхватывает мысль, которую можно найти еще у св. Фомы, что величина нанесенного оскорбления пропорциональная достоинству оскорбленного: «И поскольку достоинство Бога бесконечно велико, то и тяжесть оскорбления, нанесенного грехом, тоже бесконечно велика» 61 61 Guillaume de Menthière. Quelle espérance d’être sauvé ? Petit traité de la Rédemption (Salvator, 2009, p. 183). . Отсюда, конечно, вывод, что только Христос смог смыть подобное оскорбление. Пьер Бюрней в статье, опубликованной в 1971, заметил, что «мысль эта, идущая от Аристотеля через св. Фому, становится теперь стереотипной и бессодержательной на деле формулой, поскольку больше не соответствует ментальным, юридическим и социальным структурам современного Запада. Потому-то мы и не находим ее больше у наиболее значительных и оригинальных богословов. Но зато этот аргумент был совершенно общепринятым при старом режиме, когда наказание напрямую зависело не только от величины ущерба, но и от социального и иерархического статуса жертвы: “Оскорбление возрастает с оскорбленным”, считал св. Фома» 62 62 Pierre Burney . La théologie et l’évolution sociale, rédemption, damnation et justice // Lumière et Vie. № 101, janvier-mars 1971, p. 67–68. . Заметим к этому, что говорить о «достоинстве» Бога, по меньшей мере, смешно; это значило бы сравнивать Его с нами, подгонять Его под наши суждения, принижать Его до уровня наших социальных категорий.

И вот мы снова оказались прямиком внутри реставрации старого уклада, если только речь не зайдет вообще о подобии космического закона, метафизического порядка, взбаламученного грехом, такого, что даже Богу приходится ему подчиниться.

«Христос удовлетворил и восстановил порядок справедливости». Но в чем состоит этот «порядок справедливости»? Идет ли тут речь о законе, установленном Творцом, но так, что бразды правления упущены и его уже не изменить? Почему? Из страха критики, из страха, что придется пересмотреть все Творение ради изменения законов? Или налицо что-то вроде метафизического закона, вроде закона непротиворечия, который существует сам по себе, не сотворен, не по воле Бога, как бы поверх самого Бога, как бы врученный Ему?

Пастор Узьо предлагает тут свой вариант, который уже не апеллирует к понятию греха, а только к равновесию между счастьем и несчастьем, удовольствием и страданием. За годами тучных коров должны последовать года тощих коров, как во сне фараона, истолкованном Иосифом (Быт 41: 1‒26). Кто слишком много пьет, того наутро подстерегает похмелье, кто слишком много курит, того может настигнуть рак легких. Речь идет о разновидности равновесия, а не о настоящем наказании. Но, задает он сам себе вопрос, кто же устанавливает «эту логику компенсаторности? И какова та сила, которая должна эту логику задействовать и применять? Можно подумать, что это сама природа, часто обожествляемая…, но можно также рассудить, что такой принцип справедливости и регуляции – это сам Бог. Тогда Бог рассматривается как персонификация закона Справедливости и мудрости Природы. И здесь тоже не нужно торопиться поскорее оставить такую точку зрения». Но из всего вышесказанного он делает выводы: «Повторять неустанно и навязчиво, что Бог есть любовь, напоминает метод Куэ, потому что не из чего этого не видно и ничего это не объясняет, и тем более не объясняет страдание» 63 63 Alain Houziaux. Dix questions simples sur la religion (Albin Michel, IV édition, 2007, p. 123‒125). . По крайней мере, здесь все ясно, хотя мы опять оказались далеко от свидетельства мистиков.

Какие бы нюансы ни отличали этот закон, очевидно, что закон этот столь абсолютен, что даже сам Бог-Отец ничего не может против него предпринять, вплоть до того, что Ему приходится мириться с агонией, муками и смертью собственного Сына, чтобы суметь наконец нас простить? Все узловые точки предложенной системы тут. Вместо еще одной попытки все объяснить, отец де Мантьер, не стесняясь, приводит цитату из Мадлен Дельбрель, что смерть Христа нужна была для нашего спасения. Все это затем, чтобы успокоить наше любопытство касательно этого вопроса и заставить нас проглотить тупик мысли, не протестуя.

Я с трудом могу себе представить, как отец блудного сына вынужден сначала выпороть старшего, чтобы суметь простить младшего. Тогда, от одного только этого нюанса, вся история из чудесной и потрясающей превратится в жуткую. Когда Христос говорит блуднице, которую хотели побить камнями: «Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин 8: 11), то Он не требует для нее никакого замещающего наказания, менее жестокого, но восстанавливающего «порядок справедливости». Он освобождает вполне и всецело от всех кар. Прощение полное, щедрое и окончательное. То же относится и к грешнице, возлившей миро на ноги Его и вытершей их волосами: «Прощаются тебе грехи» (Лк 7: 48). То же самое происходит и с расслабленным: «Прощаются тебе грехи твои: … встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (Мф 9: 2‒7; Мк 2: 5).

Когда просят грешника не только попросить прощения, но, по возможности, возместить ущерб тому, кого он обидел, это нормально, это справедливо. Сюда слово «справедливость» вполне подходит. Духовник, исповедник обычно настаивает на этом, и это естественно. Но когда речь идет об отношениях с Богом, наложенная исповедником «епитимья» не очень подходит. Ведь на самом деле речь идет не о наказании. Ведь дело не в том, чтобы возместить Богу, пусть на уровне каждого отдельного грешника, последствия ущерба от наших грехов. Цель «епитимьи» в том, чтобы подвигнуть нас к пробуждению совести, через жесты или слова, помочь нам исправить в себе то, что отдаляет нас от Бога. Так после несчастного случая, чтобы вылечить вашу раненую руку, врач просит делать ею то или иное движение, даже если оно причиняет боль. Но это не для того, чтобы наказать вашу руку, а чтобы ее укрепить. Если вы будете выполнять это движение другой рукой или попросите об этом кого-то другого, то все будет напрасно.

Когда Христос говорит, что нужно прощать не до семи даже, а до семидесяти семи раз, Он не уточняет, что сначала нужно потребовать возмещения ущерба, дабы восстановить порядок справедливости. Но, когда речь заходит о наших отношениях с Богом, все перемещается в совсем другой план. Речь уже идет об отношениях не между родственниками или соседями, но между Творцом-Спасителем и Его спасенным творением. Он просит нас только об искреннем покаянии и подлинном изменении поведения, иначе говоря, о духовной эволюции, которая сделает нас снова достойными Его любви. Ведь без этого Его прощение останется бесплодным. Но больше ничего! Когда после тройного отречения Петра, Христос вводит его в союз апостолов, Он не назначает ему никакого наказания. Он лишь повторяет три раза: «Петр, любишь ли ты Меня?» И Евангелие лишь говорит нам, что в третий раз Петр омрачился, потому что знал, с каким тройным отрицанием связан этот тройной вопрос. И тогда Христос просто говорит ему: «Паси овец моих» (Ин 21: 15‒17). И ничего больше.