Франсуа Брюн - О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых

Я помню, как некоторые из преподавателей нашего Парижского католического института пытались незаметно этому сопротивляться. Отец Поль Анри, которого я считаю своим настоящим Учителем, подготовил карточки о Троице, чтобы облегчить нам в будущем написание проповедей. И они были созданы на основе богословия Ришара де Сен-Виктора, а не Фомы Аквинского. «Да, услышали мы тогда, он духовно глубже св. Фомы, последний немного суховат». За слово «суховат» я ручаюсь. Отец Конье, еще один настоящий Учитель, крупный специалист по мистике, работы которого признаны во всем мире, после многих описательных выражений и осторожный формулировок в своих лекциях, вдруг признался мне в личной беседе: «Ах, эта схоластика нанесла нам немало вреда!» (А схоластика, это прежде всего Фома Аквинский). Поясним, что сам св. Фома тут ни при чем. Сам он, конечно, ни в коей мере не претендовал на этот смешной культ. Все вышесказанное не отрицает того, что это был великий философ, хотя и плохой богослов, и что его труды обязательно нужно изучать, просто наряду со многими другими. К списку наших профессоров, неуютно чувствовавших себя в схоластике, можно добавить доминиканца отца Дюбарля, нашего преподавателя космологии, ходившего часто вокруг да около и составлявшего длинные обходные фразы, по которым нам нужно было догадываться, что же он думает на самом деле. Или отца Шатийона, профессора средневековой философии, прибегавшего к тем же уловкам. Или отца Верно, репетитора по томизму в Кармельской семинарии, при личном общении признававшегося к концу жизни, как горько ему защищать позиции, для него самого неприемлемые. Когда наши вопросы выявляли несостоятельность некоторых мнений св. Фомы, он поднимал глаза к небу, выдерживал долгу паузу, затем опускал их и произносил: «Что еще?» Мы не осмеливались настаивать, нам был все ясно.

Но во время моей учебы в Католическом институте как раз отец Лаллеман правил бал и следил за соблюдением томистской ортодоксии у своих собратьев-преподавателей. «Когда я думаю о том, что в этих стенах преподают неверно», – говорил он, бледнея от сдерживаемого гнева, по поводу лекций Жана Маритена, которому пришлось уйти из института и уехать в Канаду. Мне вспоминается еще мой друг профессор Реми Шовен, которому предложили прочесть несколько лекций о современной науке студентам Кармельской семинарии. В конце отец Лаллеман ему сказал: «Конечно, сами вы в это не верите, это невозможно!» Стоит уточнить, что еще в 1960 этот глубокий метафизик убеждал нас, что соответствие наших представлений реальности обеспечивается ангелами! Когда мой друг Шовен поставил его перед микроскопом, тот отказался верить своим глазам. Видимо, это не соответствовало тому, что ему показывал до этого ангел! И в Риме, один из ученых собратьев Реми Шовена, но облаченный саном, сделал в одном из папских университетов доклад примерно на ту же тему. К конце доклада, к величайшему изумлению моего друга, этот церковник вдруг перечеркнул все то, что успел сказать до того. Когда Реми Шовен с удивлением спросил об этой странности кого-то из коллег, ему ответили: «Неужели вы не поняли? В первую часть его доклада вошло все то, что он на самом деле думает. А конец – это то, что он вынужден сказать». Тут мы недалеко ушли от дела Лысенко! Если именно к этому нас ведут, то у такой церкви нет будущего! Однако, как мне кажется, вряд ли нас выведет из такого положения и то течение в англо-саксонском богословии, которое именует себя «Радикальной ортодоксией» 73 73 Adrian Pabst, Olivier Thomas Venard. Radical Orthodoxy, pour une révolution théologique (Éditions Solem, 2004). . Для меня это просто еще один вариант нео-нео-нео-нео-нео-нео-схоластики!

Когда же церковь прекратит жить во лжи? И вопрос этот стоит не только относительно интеллектуальной, богословской области, но и касательно нравственной, этической проблематики. Взрыв скандалов, связанных со священниками-педофилами, лишь самая заметная ее часть, а сколько там еще и других проблем!

И однако ничто не мешает нам попытаться сделать то, что осуществил св. Фома, с таким же синтетическим подходом, но применив его уже к области современной нам мысли, наподобие того, как он систематизировал и развивал категории, которые казались самыми сильными и верными для того времени. Тогда нужно было бы согласиться проделать столь же объемный труд, предпринять такое же мощное усилие, но уже с учетом форм мысли, характерных для других культур, например, для Индии и Китая. Конечно, эту работу уже в значительной части проделали отец Моншанен 74 74 Jules Monchanin. Écrits spirituels (Éditions du Centurion, 1965). и дон Анри лё Со, в том, что касается Индии 75 75 Dom le Saux. Sagesse hindoue, mystique chrétienne (Éditions du Centurion, 1965). . Отец Бенуа Вермандер опубликовал сборник очерков разных авторов о Китае 76 76 Benoît Vermander. Le Christ chinois, héritage et espérance (Desclée de Brouwer Bellarmin, 1998). , а также собственное исследование, в котором показаны проблемы, с которыми сталкиваешься, взявшись за такую тему 77 77 Benoît Vermander. Les mandariniers de la rive Huai, le réveil religieux de la Chine (Desclée de Brouwer Bellarmin, 2002). . Отец Бернар Реролль предпринял такие же труды касательно Японии 78 78 Bernard Rérolle. Le Japon du silence et la contemplation du Christ (Centurion, 1991). . Отец Эномиа Ласалль сделал похожую попытку, но ограничился сравнением дзеновской медитации с христианской молитвой, так и не дойдя, на мой взгляд, до проблемы созерцания 79 79 Enomiya Lassalle. Méditation zen et prière chrétienne (Éditions du Cerf, 1973; Albin Michel, 1994). . Здесь нужно следить за тем, чтобы удалось передать самую суть мысли, не деформировав ее, конечно, но нужно также уметь принимать блуждания наощупь, временные и приблизительные выводы, не торопиться сразу осуждать первые подходы и попытки, не навязывать им сразу любой ценой греко-романские категории. Христос пришел ко всем. Не нужно возвращаться к злополучному шельмованию «китайских ритуалов» времен Маттео Риччи 80 80 Маттео Риччи (1552–1610) – итальянский миссионер-иезуит, 30 лет проживший в Китае и положивший начало иезуитской миссии в Пекине. – Прим. переводчика . .

Что касается меня, то я попробую сделать примерно то же, что сделал в свое время св. Фома, т.е. поставить современные нам категории на службу веры. Как будет видно дальше, мне придется при этом обратиться не к распространенным темам из области политики или социологии. Именно они вдохновляли богословие отца Дюкока или философию Фредерика Ленуара, и результат мне не очень нравится, как вы заметили. Я буду руководствоваться скорее современными гипотезами и исследованиями в естественно-научной сфере. Но и на этом не стоит зацикливаться. Поскольку и тут результаты все время ставятся под вопрос, опровергаются новыми гипотезами, преодолеваются. Но у них то преимущество, что здесь можно говорить на универсальном языке, что, может быть, позволит со временем преодолеть проблему различия культур. Однако никогда не стоит забывать, что любое богословие, как показывает сам термин, это прежде всего речь о Боге, язык, и что тайна, к которой эта речь нас отсылает, всегда уходит за горизонт.