Анжелика Королькова - Словарь афоризмов русских писателей

Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся, в него впадают они, как в океан.

Всего меньше эгоизма у раба.

Где не погибло слово, там и дело еще не погибло.

Главный характер нашего языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается на нем — отвлеченные мысли, внутренние лирические чувствования, «жизни мышья беготня», крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая страсть.

Гласность и обобщение — злейшие враги безнравственности…

Говорить языком откровенным может всякий благородный язык, имеющий право говорить, но говорить языком совершенно простым, бывает, не скажу — невозможно, но трудно при известных обстоятельствах.

Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром.

Дело науки — возведение всего сущего в мысль.

Для человека нет блаженства в безнравственности; в нравственности и добродетели только и достигает он высшего блаженства.

Догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал.

Дружба деятельная: это — единственный вид дружбы, который я понимаю.

Единственным орудием самозащиты мещанства является цинизм.

Есть истины, которые, как и политические права, не передаются раньше известного возраста.

Есть эгоизм узкий, животный, грязный, так, как есть любовь грязная, животная, узкая.

Женщину безвозвратнее точит и губит всепожирающий Молох любви.

Жизнь русскую, не установившуюся, задержанную и искаженную, вообще трудно понимать без особенного сочувствия.

Жизнь , которая не оставляет прочных следов, стирается при всяком шаге вперед.

Замечания и самые обвинения противников и врагов можно иной раз перешагнуть, но замечания, делаемые друзьями, должны влечь за собой объяснение или сознание в их правде.

Знание есть сила, и против этой силы не устоят самые окаменелые заблуждения, как не устояла против нее инерция окружающей нас природы.

Искусство легче сживается с нищетой и роскошью, чем с довольством. Весь характер мещанства, со своим добром и злом, противен, тесен для искусства.

Истина доказывается не одним мышлением, а мышлением и бытием.

Каждый действительный шаг в развитии окружен частными отклонениями; богатство сил, брожение их индивидуальности, многообразие стремлений…

Каждый момент развития науки, проходя, как односторонний и временный, непременно оставляет и вечное наследие… Призвание мышления в том и состоит, чтобы развивать вечное из временного!

Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед.

Книга — это духовное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить, приказ, передаваемый часовым, отправляющимся на отдых, часовому, заступающему его место.

Когда бы люди захотели вместо того, чтобы спасти мир, спасать себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и освобождения человечества!

Когда народ стремится в своей речи только к эффекту, говорит готовыми фразами, невоздержанно исполненными громких слов, оставляющими вас холодными как лед, он в полном падении.

Личности надо отречься от себя для того, чтобы сделаться сосудом истины, забыть себя, чтобы не стеснять ее собою.

Любовь — высокое слово, гармония создания требует ее, без нее нет жизни и быть не может.

Любовь — пышный, изящный цветок; венчающий и оканчивающий индивидуальную жизнь; но он, как все цветы, должен быть раскрыт одною стороною, лучшей стороной своей к небу.

Любовь и дружба — взаимное эхо: они дают столько, сколько берут.

Много может воля человека, ее сила страшна, ей почти нет предела, стоит ей быть чистой, беззаветно отдающейся делу и чувствовать внутри себя океанные течения.

Монахи спасались от минут ропота молитвой. У нас нет молитвы: у нас есть труд. Труд — наша молитва.

Моралисты говорят об эгоизме, как о дурной привычке, не спрашивая, может ли человек быть человеком, утратив живое чувство личности.

Мы любим русский народ и Россию, но не одержимы никаким патриотическим любострастием, никаким бешенством русомании.

Мы тратим, пропускаем сквозь пальцы лучшие минуты, как будто их и невесть сколько в запасе. Мы обыкновенно думаем о завтрашнем дне, о будущем годе в то время, как надобно обеими руками уцепиться в чашу, налитую без края, которую протягивает жизнь, непрошеная, с обычной щедростью своей — и пить, и пить, пока чаша не перешла в другие руки. Природа долго потчевать и предлагать не любит.

Мы утратили возможность бесхитростно и просто выражать события мира физического… принимая метафору за самое дело, разделяя словами то, что соединено действительностью. Этот ложный язык приняла сама наука: оттого так трудно и запутано все, что она рассказывает. Но науке язык этот не так вреден — весь вред достается обществу.

Надо уважать книгу , надо с почтением входить в этот храм мысли.

Надобно иметь силу характера говорить и делать одно и то же.

Наука — сила; она раскрывает отношения вещей, их законы и взаимодействия.

Наука не имеет силы отрешаться от прочих элементов исторической эпохи; напротив, она есть сознательная, развитая мысль своего времени; она делит судьбы всего окружающего.

Наука одна: двух наук нет, как нет двух вселенных…

Наука открыла за видимым пределом целые миры невидимых подробностей.

Наука требует всего человека, без задних мыслей, с готовностью все отдать и в награду получить тяжелый крест трезвого знания.

Наука, выросшая вдали от жизни, за стенами аудиторий, держалась большею частию в отвлечениях, говорила свысока, языком трудным и в то же время неопределенным, которым она столько же высказывалась, сколько скрывалась…