Юрий Булычев - Православие. Словарь неофита

Стало быть, далеко не случайно Западная Церковь проявила слабую восприимчивость в отношении богословско-мистической практики, столь характерной для христианского Востока, и в целях построения системы католической теологии вооружилась идеями самого формального и рассудочного из греческих философов – Аристотеля. Греческая же Церковь для осмысления духовного опыта христианства и разработки основ православного богословия обратилась к мистическим учениям неоплатоников. Сопоставление римского и греческого менталитетов позволяет несколько прояснить природу психологического барьера между западноевропейской и русской культурами.

Все вышесказанное проливает свет на культурно-исторические предпосылки разделения восточно-христианского и западно-христианского миров. Однако следует принять в расчет еще и то, что мистическая ориентация Восточной Церкви и общественно-практический характер Церкви Западной в значительной мере были обусловлены различием реальных обстоятельств становления той и другой. А именно, после переноса столицы на Босфор в Риме, сделавшемся провинциальным центром империи, усилилось влияние языческих традиций. Христианская община со своим епископом была вынуждена противостоять на Западе духовно чуждому окружению. Вынося на своих плечах всю тяжесть борьбы за существование без помощи государства, христиане начали использовать опыт римской имперской власти в церковной организации. В дальнейшем, после краха государственности, в условиях нашествия варваров, эта организация превращается в настоящую «империю Церкви» – наследницу власти римских императоров. Под давлением исторических обстоятельств на Западе начинают развиваться своеобразные формы вероучения и богослужения, и христианский Рим становится Римом папским.

Ситуация в восточной части империи складывается по-иному. Здесь религиозная и общественно-государственная жизнь строится на тесном союзе Церкви и императорской власти, которой Церковь стремится придать христианский смысл. Если на Западе Церковь обмирщается, насыщаясь государственным духом, то на Востоке не только Церковь сохраняет свое возвышенное мистическое значение, но и государство обретает сакральный, харизматический ореол. Преобладание идеи христианской государственности над идеей церковного руководства миром выражается в понимании Константинополя как столицы христианской державы – города кесаря.

Просуществовав почти тысячу лет после крушения Западной Римской империи, Византия обеспечила необходимую политическую и культурную стабильность для богословской разработки и догматического оформления христианства. Римская же Церковь после падения Западной империи и пребывания на ее территории варваров оказалась в крайне неустойчивой политической обстановке, в состоянии общего культурного и хозяйственного упадка. Экономические вопросы, задачи организации городской жизни и деятельности монастырей занимали западных епископов и священников гораздо больше, чем богословско-догматические проблемы.

Указанные различия в характере церковной жизни и развитии церковного сознания на Западе и Востоке позволяют понять, почему в период формирования христианской догматики главные богословские дискуссии перемещаются на Восток, почему Вселенские соборы, определяющие основы христианского вероучения, проходят в Византии и что побуждает Запад в одностороннем порядке вводить новые догматы, которые уводят его от Традиции, санкционированной Вселенскими соборами.

Параллельно с расширением сферы влияния христианства в среде европейских народов западный епископат предпринимает целенаправленные усилия, дабы обеспечить себе первенство в христианском мире. Папы римские вначале стремятся освободиться от подчинения константинопольским императорам, затем противопоставить Византии возникшую на Западе Священную Римскую империю германской нации. Во второй половине IX века отношения между Римом и Константинополем резко обострились, что в значительной мере было вызвано деятельностью папы Николая I, заявившего о вселенской теократии Римской Церкви. В середине XI века папство снова вступило в острое противоборство с Константинополем, после того как папа Лев IX потребовал от византийского императора и Константинопольского патриарха возвращения земель Южной Италии, указанных в сфальсифицированном латинянами документе «Константинов дар». [3] «Константинов дар» – подложная грамота, сочиненная римским папой Стефаном II или его приближенными (VIII в.), которая гласила, что император Константин дарует римскому епископу власть, равную своей, отдает ему Рим, другие города Италии и все западные страны, а сам удаляется на покой, в Константинополь. Патриарх Михаил Керулларий отказался от любых уступок, а архиепископ Охридский Лев выдвинул письменное обвинение против латинян в нарушении установленных догматов и обрядов. Результатом обострения отношений между Восточной и Западной Церквями явилось возложение папскими легатами 16 июля 1054 года на алтарь собора св. Софии буллы об отлучении Михаила Керуллария и Льва Охридского от Церкви. Через несколько дней константинопольский синод отлучил от Церкви послов папы римского. [4] В 1965 г. на II Ватиканском соборе Католической Церкви папа Павел VI и Константинопольский патриарх Афинагор I объявили о своем решении «предать забвению» анафемы 1054 г.

В результате раскола единой Церкви на Римско-Католическую и Греко-Православную борьба между христианскими Западом и Востоком приобрела еще более острые формы. Главной целью Востока в этой борьбе являлась защита чистоты православия не как условной «восточной формы» христианской религии, а истинно традиционного и вселенского христианства. Главной же целью Запада было подчинение конкурирующей Церкви и распространение на христианский Восток власти римско-католической иерархии. Поэтому свою основную задачу папский Рим видел в навязывании Православным Церквям унии, подчиняющей их латинскому руководству, а когда с унией не получалось и борьба принимала военно-политический оборот, Рим не проводил особых различий между православными христианами, с одной стороны, и мусульманами и язычниками, с другой. «По отношению к грекам латиняне испытывали смесь зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства неполноценности, – замечает Жак Ле Гофф. – Латиняне упрекали греков в том, что они манерны, трусливы, непостоянны. Но прежде всего они обвиняли их в богатстве. Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного варвара на богатого цивилизованного человека». [5] Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-Академия, 1992. С. 133.