Мария-Луиза фон Франц - О снах и о смерти

В данном случае оставшийся от тела пепел представляет особую важность, которая заключается в сокрытии тайны исцеления. На эту тему вспоминается идея Оригена о том, что воскресшее тело создаётся из «искры», исходящей из прежнего тела. Древние египтяне и ранние алхимики также считали, что воскресение берёт начало в том, что остаётся от мёртвой материи тела, т. е. не только в душе, но и в трансформированной материи.

В приведённом выше отрывке из Олимпиодора гроб Осириса сделан из свинца, т. е. вещества, которое может привести к безумию. Именно тёмное и демоническое, которое враждебно мёртвому Осирису, превращается в элемент, сохраняющий и объединяющий все аспекты индивидуальности в принципе индивидуации, в котором примиряются огонь и вода.[59] Свинец сета убивает и заставляет растворяться, а также достаточно загадочно «охраняет» мёртвых от растворения в природной тотальности. Следующий сон, рассказанный мне одним шестидесятилетним офицером кавалерии, также напоминает о свинцовой гробнице Осириса. Он приснился офицеру за четыре недели до его внезапной смерти от сердечной недостаточности:

В очередной раз он был в школе офицеров, где тридцать лет назад приобрёл чин поручика. Там он встретил старого унтер-офицера, которого он в то время ценил и который носил выразительное имя «Адам». Этот офицер сказал ему: «Господин лейтенант, я должен кое-что показать вам». Он провёл лейтенанта в подвал казармы и открыл свинцовую дверь. Сновидец с содроганием отпрянул. Перед ним на спине лежал полностью разложившийся и источающий ужасный запах труп лошади.

Простой «смертный Адам» показывает сновидцу, что именно его ожидает — смерть и разложение животного тела, т. е. лошади. Испытанный сновидцем шок бессознательно указывал на его отделение от тела, как бы говоря: «Умрёт ваша лошадь, но не вы сами». Для кавалериста лошадь в определённом смысле символизирует «несущую» его инстинктивную часть физической природы. Адам, универсальный «простой» человек (Антропос) сновидца (образ Самости) знает о надвигающемся на тело разложении и готовит его к этому.

Но если мы хотим последовательно сравнить этот сон с описанным выше алхимическим текстом, мы должны сопоставить лошадь с мёртвым Осирисом в его свинцовой гробнице. Тогда лошадь будет не только образом тела, но и образом «внутреннего бога» сновидца (представленным «вечной» частью человека, Осирисом). В этом сне он появляется в качестве лошади, потому как сновидец никогда не осознавал этот обширный аспект своего бытия; Самость перенесла его сквозь жизнь, и он не задавался вопросами о её смысле.

Поэтому его Самость осталась скрытой в бессознательном и в его теле. Однако впоследствии, в ночь перед его смертью родственники обнаружили тайно помещённое им возле кровати распятие. Очевидно, только в конце он почувствовал, что в лошади был скрыт смысл «Страдания Богочеловека». (Египетский Осирис представляет собой прообраз Христа.)

Но вернёмся к свинцовой гробнице алхимиков. В ней происходит мистическое воскресение, в котором Сет, демонический элемент играет роль сокрытия и сохранения умершего. Существует египетское изображение на камне, где Сет стоит на матке [60]; он охраняет то, что происходит в недрах возрождения. С психологической точки зрения это означает следующее: демоническое в человеке, элемент Сет представляет собой «злые» автономные влияния на него, т. е. те действия, импульсы и эмоции, которые Юнг называл «Тень». Зачастую они также кажутся нам «животными» импульсами бессознательного тела. Такие импульсы запирают внутреннего «Осириса». По большей части, это означает, что они мешают ему стать осознающим свою Самость и индивидуацию. Но как раз в момент их очевидной победы, в момент смерти они объединяются с их противоположностью, принципом добра, Осирисом, живой водой и превращаются в «сосуд», который вмешает в себя Самость, предохраняя её от разложения и сохраняя индивидуальность и идентичность умершего. На самом деле, принцип индивидуации связан с дьявольским элементом, поскольку последний представляет собой отделение божественного от природной тотальности.

Психологически мы можем понять этот процесс, как переход от эгоцентризма к эгосознанию. Все наши теневые импульсы приводят к эгоцентризму желания, аффекта и их власти. Каждый хочет любой ценой и часто по-детски проложить свой собственный путь. Если эго удаётся осознать такие импульсы и подчинить их Самости (внутреннему «богу»), эта огненная энергия преобразуется в реализацию личности. Таким образом, эго становится сознающим своё место, а стесняющая свинцовая гробница превращается в тайный сосуд, в котором чувства могут быть сохранены и контеинированы (здесь также подразумевается способность не терять самообладание).

Одна из трагедий старения — то, что часто занимает мои мысли, — состоит в вопросе о том, почему, с одной стороны, старение человека коррелирует с возрастающей тенденцией реагировать по-детски упрямым образом, и в то же время, с другой стороны, болезнь и телесная слабость человека увеличивают его зависимость от тирании медицинских и других учреждений, специализированных на уходе и опеке. Ни в коем случае не желая оправдывать такую тиранию, я спрашиваю себя о том, какой скрытый смысл лежит за освобождением от этого, т. е. силой преобразования исходящего из тени эгоцентризма в эго-сознание. Однажды женщине девяноста трёх лет, обеспокоенной мыслью об отказе от своей любимой квартиры и перемещении в дом престарелых, приснилось, что в этом доме находится женщина (не сновидица!), которая жаждет власти и всегда пытается отстаивать собственный путь. Эта женщина должна была стать менее категоричной и отказаться от своей властной установки. Демоническая власть эгоистичной тени должна быть трансформирована в «сосуд» силы эго!

С этой точки зрения смерть часто можно рассматривать как момент критического столкновения добра и зла в человеке. Во многих картинах Средневековья смерть представлена как борьба ангелов и демонов за душу умирающего человека, а причастие, даваемое умирающему в католицизме, содержит элементы экзорцизма. Следующий сон пациента, «находящегося на грани смерти», представлен в серии снов «Эго и Архетипа» Эдингера и описывает впечатляющую картину борьбы противоположностей, которые, в некотором смысле, не борются вообще.

Двое профессиональных борцов участвуют в ритуальном бою. Их борьба красива. Они представляют собой не столько антагонистов, сколько совместно трудящихся над сложным и заранее спланированным представлением людей. Они спокойны, невозмутимы и сконцентрированы. В конце каждого раунда они отдыхают в раздевалке, т. е. в специальной для нанесения грима комнате. Я вижу, что один из них окунает свои пальцы в кровь и размазывает её по своему лицу и по лицу своего противника. Далее они возвращаются на ринг и возобновляют быстрое, яростное и чётко выверенное представление.[51]