Карлос Кастанеда - Путешествие в Икстлан [Альтернативный перевод]

Подходя к крутому повороту дороги, я встретил еще двоих. Их я не знал, но на всякий случай все равно поздоровался. Здесь, на дороге, визг проигрывателя был слышен так же хорошо, как перед лавкой. Была темная беззвездная ночь, но света фонарей возле лавки было достаточно, чтобы видеть дорогу. До дома Бласа было уже совсем недалеко, и я прибавил шагу. На повороте дороги с левой стороны я заметил темный силуэт сидевшего на корточках человека. Сначала я подумал, что это — кто-то, ушедший с вечеринки раньше меня. Человек сидел так, словно испражнялся на обочине. Это показалось мне странным. Жители поселка обычно ходили в кусты. Я решил, что человек, кем бы он ни был, должно быть пьян.

Проходя мимо, я сказал: «Buenas noches». Ответом мне послужил жуткий хриплый совершенно нечеловеческий вой. Волосы мои самым натуральным образом встали дыбом. Секунду я был парализован. А потом пошел дальше, шагая все быстрее и быстрее. Темный силуэт приподнялся. Это была женщина. Согнувшись и наклонившись вперед, она прошла насколько метров, а потом прыгнула. Я побежал. Женщина подобно гигантской птице прыгала рядом, отталкиваясь от земли обеими ногами и не отставая от меня. Когда я уже подбегал к дому Бласа, она бросилась мне наперерез, почти до меня дотронувшись.

Я перескочил через неглубокую сухую канаву и ввалился в дом, толкнув плечом хлипкую дверь.

Блас был дома. Я рассказал ему о случившемся, но он не придал этому значения.

— Здорово тебя разыграли! — прокомментировал он мой рассказ. — Индейцы любят выделывать всякие такие фокусы с иностранцами.

Вечерняя история настолько выбила меня из колеи, что наутро вместо того, чтобы отправиться домой, я поехал прямиком к дону Хуану.

Его дома не оказалось. Появился он только ближе к вечеру. Я не дал ему сказать ни слова и выложил все, не забыв упомянуть и комментарий Бласа. Возможно, это было лишь игрой воображения, но мне показалось, что дон Хуан обеспокоен.

— То, что сказал Блас, ерунда, — очень серьезно произнес он. — Бласу ничего не известно о битвах между магами. Ты должен был понять, что происходит нечто серьезное, уже в тот момент, когда заметил, что тень — слева от тебя. Но в любом случае бежать было нельзя.

— А что же мне было делать? Стоять на месте?

— Да. Встречаясь с противником, который не является обычным человеческим существом, воин должен принять свою стойку. Это — единственное, что в таком случае делает его неуязвимым.

— О чем ты говоришь, дон Хуан?

— Я говорю о том, что это было твое третье столкновение с достойным противником. Она всюду преследует тебя, выжидая момент, когда ты проявишь слабость. В этот раз ты почти оказался у нее в руках.

На меня нахлынула волна раздражения. Я обвинил его в том, что он подвергает меня бессмысленной опасности. Я сказал, что он ведет жестокую игру.

— Это было бы жестоко в отношении обычного человека, — возразил он. — Но человек перестает быть обычным, едва вступив на путь воина. И, кроме того, я нашел тебе достойного противника вовсе не затем, чтобы с тобой поиграть или тебе досадить. Достойный противник подстегнет тебя. Под влиянием такого достойного противника, как Ла Каталина, ты можешь научиться использовать все то, чему я тебя научил. У тебя нет другого выбора.

Мы немного помолчали. От его слов у меня возникло тяжелое мрачное предчувствие.

Потом дон Хуан попросил меня как можно точнее воспроизвести крик, который я услышал после того, как произнес: «Buenas noches».

Я попытался, и получившийся жуткий вой испугал меня самого. Дону Хуану моя интерпретация показалась, видимо, смешной. Он хохотал без удержу.

После этого он предложил мне восстановить всю последовательность событий: расстояние, которое я пробежал; расстояние, на котором женщина была от меня, когда я ее заметил; расстояние, бывшее между нами, когда я подбегал к дому, и момент, в который она начала прыгать.

— Ни одна жирная индианка не способна так скакать, — сказал дон Хуан, выслушав все подробности. — Ни одна из них столько даже просто не пробежит.

Он заставил меня попрыгать. Мне удавалось за каждый прыжок покрывать не больше полутора метров. А та женщина, если я не ошибся, прыгала, самое малое, — на три метра с лишним!

— Я думаю, ты уже понял, что с этой самой минуты должен постоянно быть в тонусе и держаться настороже, — очень серьезно сказал дон Хуан. — Она пыталась хлопнуть тебя по левому плечу в момент твоей слабости, когда ты невнимателен.

— Что мне делать? — спросил я.

— Жаловаться бессмысленно. С этого момента самым важным для тебя является твоя жизненная стратегия.

Я не мог сосредоточиться на том, что он говорил, и записывал чисто автоматически. После длительного молчания он спросил, не ощущаю ли я боли за ушами или в затылочной части шеи. Я ответил, что не ощущаю, а он сказал, что боль в любом из этих мест означала бы, что я действовал неуклюже и Ла Каталина сумела причинить мне вред.

— Впрочем, все твои действия вчера вечером были неуклюжи, — заявил он. — Прежде всего, ты отправился на вечеринку, чтобы убить время. Как будто есть время на то, чтобы его убивать. Это тебя ослабило.

— Мне что, нельзя ходить на вечеринки?

— Нет, я этого не имел в виду. Тебе можно ходить, куда угодно, но при этом ты должен принимать за это действие полную ответственность. Воин живет стратегически. И на вечеринку или что-то в этом роде он отправляется лишь в том случае, если того требует его стратегия. А это само собой означает, что он находится в состоянии абсолютного самоконтроля и совершает все те действия, которые считает необходимыми.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня, потом закрыл лицо руками и мягко усмехнулся.

— Ты попал в ужасно крутой оборот, — сказал он. — На твоем пути оказался достойный противник, и впервые в жизни ты не можешь позволить себе разгильдяйства. На этот раз тебе придется освоить совершенно новое для тебя делание — делание стратегии. Подумай о том, что если ты выживешь в схватке с Ла Каталиной, то настанет день, когда тебе нужно будет поблагодарить ее за то, что она заставила тебя изменить твое делание .

— Как ужасно ты это преподносишь! — воскликнул я. — А что если я не выживу?

— Воин никогда не потворствует таким мыслям, — сказал он. — Когда ему необходимо действовать, взаимодействуя с окружающими людьми, воин следует деланию стратегии. А в этом делании нет ни побед, ни поражений. В этом делании есть только действия. На той вечеринке, например, ты был шутом, и не потому, что для твоих целей следовало им быть, а потому, что ты отдал себя на милость людей. У тебя совершенно отсутствовал контроль, поэтому в конце концов ты был вынужден от них убегать.