Бэрд Сполдинг - Жизнь и учение Мастеров Дальнего Востока. Книги 3-4

Когда смертное совершилось, устанавливается бессмертие. Поэтому невозможно заключить бессмертное тело даже в приваленном камнем гробе. Скорее камень разрушится, чтобы освободить такое тело, когда возникнет такая необходимость. Потому поймите, что вся эта сцена была символом человеческого наследия.

Такие собрания проходили в течение многих дней. Было решено, что Гордон Уэлдон и я останемся с этими людьми, тогда как Руководитель и остальные вернутся в Дарджилинг, где организуют штаб-квартиру нашей группы, чтобы собирать там и сводить воедино все накопленные нами данные. После того как они ушли, мы сделали свой лагерь более обжитым и постоянным, поскольку ему предстояло быть нашими квартирами вплоть до возвращения нашего Руководителя в декабре.

Мы разместились на гребне врезающегося в долину отрога основного горного массива, на высоте около ста пятидесяти метров над уровнем долины.

Из такого базового лагеря мы могли сравнительно быстро добраться до всех мест, которые нас интересовали.

Лагерь размещался в центре большой рощи высоких и величавых деревьев. Земля плавно снижалась от окружающего хребта к нашему лагерю, и казалось, что он расположен в центре огромного амфитеатра, а роль сцены играла долина, за которой солнце опускалось в море расплавленного золота. Каждый вечер этот ослепительный свет отражался на наклонной поверхности горного хребта, образовывавшего наш амфитеатр, и вершины купались в океане трепетного, пульсирующего цвета, подобного гигантскому нимбу.

Стоя в тишине, созерцая последние лучи солнца, скрывающиеся за горизонтом, можно было представить себе огромное Существо с руками, распростертыми на уровне плеч, в накидке из чистого золота, обернутой вокруг тела и образующей развевающиеся складки, с аурой чистого белого света, озаряющей пламенем пространство на многие километры вокруг.

Однажды вечером, перед самым закатом, когда все мы сидели у костра в своем лагере, солнце, казалось, излучало особенно волшебное сияние; это необычное явление было настолько очевидным, что восхитило каждого из нашей группы. Один из нас обратился к санньяси [17] Санньяси (санскр.) – тот, кто отрекся от обладания материальными ценностями и результатов своих действий; человек, действующий вне желаний. , который пришел к нам несколькими минутами раньше, и сказал ему, что солнце стремится превзойти самое себя, прежде чем пожелать нам доброй ночи. «Это предвещает исключительное событие, – ответил санньяси. – Группа великих душ, сопровождающих Величайшего, вскоре соберется здесь на меллу [18] Мелла, мела (от санскр. мела , «встреча», «собрание») в Индии – ярмарка, совмещенная с религиозными празднествами. . Пожалуйста, сохраняйте молчание».

Тишина, словно спустившись из внешнего пространства, немедленно окружила нас. Внезапно она была прервана небесным гласом, исполненным самых мелодичных и возвышенных тонов. Затем трепетным и высочайшим сопрано зазвенели тысячи кокил [19] Кокила – индийская кукушка. , пение которых слилось с гласом и было настолько гармоничным, что никто не усомнился бы, что эта кантата рождена на Небесах. Я уверен, что, если бы вы, дорогой читатель, присутствовали там и слышали эту песнь, вы простили бы мне эти превосходные степени сравнения.

В этот миг смолкли птицы, но распространилась песнь, еще более величественная. Затем на склоне горного гребня возникли две ангелоподобные женские фигуры, облаченные в мерцающие серебряные одеяния, скрывающие призрачные очертания мистически прекрасных форм. Столь прекрасными были эти создания, что один из нас сказал впоследствии: «Стоит ли омрачать их облик словами?»

Мы, как и санньяси, были совершенно очарованы, и на какое-то время у нас перехватило дыхание. Внезапно тысячи голосов соединились в хоре; затем вокруг двух центральных фигур начали появляться и сгущаться другие формы. Пение прекратилось так же неожиданно, как началось, и все фигуры исчезли. Воцарилась абсолютная, верховная тишина, и возникла огромная форма, подобная предыдущим, но излучающая еще большее богатство ослепительных цветов. По мере того как увядало солнечное сияние, форма медленно уменьшалась, пока не превратилась в изящную человеческую фигуру с совершенным и пропорциональным телом и развевающимися волосами бесподобного оттенка. Тело человека было укрыто яркой белой накидкой, художественными складками ниспадавшей с плеч человека; свободный серебристо-белый пояс охватывал его талию; полы его накидки заскользили по траве, когда он уверенным шагом направился в нашу сторону. Даже греческий бог не мог бы сравниться с ним в великолепии.

Приблизившись, он помолчал и затем молвил:

Нет нужды представляться друг другу; нет необходимости и в каких-либо церемониях. Я приветствую вас как подлинных братьев, я протягиваю одну свою руку и пожимаю ее другой. Постесняюсь ли я обнять самого себя? О нет, ибо я люблю вас как себя самого. Пребывая в единстве с Божественным Принципом, мы любим весь мир. Я, как и вы, не имею ни имени, ни возраста, ни срока. С истинной скромностью, все вместе пребываем мы в Божественности.

Он вновь замолчал. Вдруг его облачение изменилось, и он оказался одетым точно так же, как мы, а рядом с ним стоял огромный раджпутанский тигр. Шерсть этого прекрасного животного переливалась в отблесках вечерней зари, словно шелковая. Страх пронзил нас на мгновение, но события захватили нас настолько, что мы не осознавали далее присутствия дикого зверя. Внезапно животное припало к земле. Наш гость отдал команду, и тигр поднялся, подошел к нему и положил голову на распростертые руки человека. Вновь пронеслась волна страха, но мы оставались спокойными. Наш гость присел у костра, и мы тесно окружили его. Тигр отошел в сторону и растянулся на земле.

Наш гость заговорил:

Я пришел, чтобы насладиться какое-то время вашим гостеприимством, и, если не помешаю, пробуду с вами до начала великой меллы.

Все немедленно начали пожимать ему руку, настолько велико было наше желание оказать ему радушный прием. Он поблагодарил нас и начал:

Не следует бояться животных. Если не боитесь их, они ни в коем случае не навредят вам.

Вы видели тело, неподвижно лежащее на земле у входа в деревню и защищающее ее жителей. Для людей это всего лишь физический знак. Тело неподвижно и лежит открыто, оставленное на милость животных; но, несмотря на то что оно неподвижно, ни один зверь не трогает его, и жители обратили на это внимание. Поэтому они потеряли всякий страх перед животными. В тот миг, когда они потеряли свой страх, они перестали распространять вибрации страха, а звери, неспособные уловить ни единой вибрации страха, не видят более в человеке нечто, что можно съесть, и относятся к нему так же, как к деревьям, траве или хижинам, которые никогда не испускают вибраций страха.