Рушель Блаво - Привлекаем деньги. Десять инструкций мастера

Красота продолжала упрямо приветствовать ясные дни. Уходили куда-то и прятали что-то. Возвеличить готовились сонные эти огни, уходящие вдаль за стремленьем живого полета. Только долго еще продолжались живые пути, находились при этом какие-то сонные звуки. Можно было спокойно куда-то пойти, где еще ничего невозможного нет и где степень уверенной муки продолжает воззвание к великому этому дню, от которого будет положен отчет обещаньям, улетающим прямо к живому огню и стремящимся сделать сознанье больше каждой из красок, сумевших понять то, чего не понять было вовсе уже невозможно. Долгий путь в тишине продолжался. Хотелось молчать и встречать только то, чего можно встречать. Было сложно принимать тут решения какие-то. Странные дни для чего-то несли за собой эти странные ночи. Продолжение казалось возможным. Огни были взяты из сферы исканий. И очень было небо похоже на старый тулуп. Откровенье стремилось понять до предела только то, что тут было. Был в целом неглуп человек, для которого найдено было тут бело. Почему-то легки были очень шаги. Были знаки такими, что даже в предгорьях сохранялось чего-то такое, что делает взгляды с реки слишком легкими. В этом прозрачном укоре сохранялась чуть дольше обычного прожитость снов, от которой лились эти странные звуки. Было легче всего ощутить за изгибами снов то, что легче всего поддавалось щемящей разлуке. Только то оставалось, что можно бы было простить. Убегали куда-то едва различимые песни. Расплеталась до срока прекрасная мягкая нить. Оставалось всего лишь чуть дольше быть вместе. Кто-то выдумать был бы готов этот свет, за которым так много всего остается. Для чего-то стремления укрылись в листве, понимая при этом, что лучики солнца будут долго еще созерцать здесь себя, отражаясь в приливах и даже в отливах. Это просто все так, это просто судьба. Как же все-таки многое тут вот бывает красиво. Как же хочется многое в этой системе успеть и сказать, чтобы только за пропастью сбросить ненастье. Можно мир этот шаткий среди всех оврагов на свете бросать. Можно просто спокойно ждать самого светлого счастья.

Будущая тетя по отцовской линии читает текст своего словесного настроя по одному разу в течение двух дней: один раз в среду и один раз в пятницу. Оба чтения осуществляются ранним утром, даже желательно, чтобы чтение начиналось впритык перед самым рассветом, а заканчивалось тогда, когда солнце уже одаривает первыми лучами своими и стремится согреть теплом и светом весь мир. Будущая тетя удобно садится лицом на восток. Весьма желательно при этом, чтобы то окно, возле которого садится будущая тетя по отцовской линии, выходило как раз на ту сторону, где солнце имеет обыкновение всходить с рассветом. Не менее желательно открыть окно настежь. Но если речь идет о холодном времени года, то тогда вполне достаточно будет просто чуть приоткрыть окно, растворить его хотя бы на маленькую щелочку. Тот же четверг, который выпадет на время между днями чтения текста словесного настроя, будущая тетя должна хотя бы частично посвятить разбору так называемых домашних завалов: в комнатах, в шкафах, в кладовках и на антресолях найти все то, от чего со всей очевидностью надо избавиться, и, не боясь, выбросить. Теперь привожу сам текст словесного настроя для будущей тети по отцовской линии.

Смело оставлены краски чего-то давно позабытого. Сброшены в сонный поток непонятно откуда идущие звуки. Небо стремится забыться. Слова эти сбитые вновь поднимаются вверх, потому что в разлуке многое очень становится праздником тех обещаний, что были даны очень скоро. Можно и дальше до срока все это праздновать. Верить тут можно во что-то такое, что снова делает мир этот ярче и как-то немного удачливей, нежели мир за пустым этим зеркалом. Где-то новые смыслы зачем-то вдруг были назначены. Кто-то хотел для чего-то добиться ответа в сумерках этих. Здесь вышло, что многое сделало мир этот красочней. В давнем минувшем что-то таилось известное. В вазочке прятались шумные звуки. И было чуть лучше видеть пустые слова и скрывать за обидами что-то такое, что делало мир этот ближе к явному этому знаку. За стертыми видами что-то таилось нелепое. Можно ведь выжить там, где еще сохранились и спрятались звуком неровным нелепые гаммы. Кто-то молчит. Тишиною измятые тут продолжаются танцы. Из хлама собраны тут пожеланья хорошего. Мост переброшен в грядущее. Где-то ищут чего-то. Слова разложены в прошлое с будущим. Больше света будет тогда, когда останутся звуки, скупые на ласку. Победа станет такой, как станет. Танцами тут обозначат стремление к свету. Долго еще продолжение минувшего будет держать на плаву эти мысли вязкого этого знака. Все лучшее будет укрыто в словах. Повисли радости светлой былые запахи, еле дышащие дымом сомнений. Мысли все эти приходят с запада, чтобы уйти на восток. Все стремленья делают мир этот более озвученным, нежели мир, затерянный в схемах. Станут желанья теперь неразлучными. Станут слова чуть ближе к системам. Тут будут долго искать то главное, что еще сыщется в разных страхах. Будут храниться тут мысли славные. Будут молчать о чем-то. На крахе строиться будет словесной радости вечность вся эта за признаком радостной масти. Можно спокойно за ветками спрятаться, чтобы по всему этому высмотреть самое славное счастье.

Будущий дядя по отцовской линии читает текст своего настроя два раза в течение двух дней с перерывом на один день. И каждый день читает по одному разу. Дни для чтения – четверг и суббота. Чтение словесного настроя следует осуществлять поздним вечером, но обязательно до наступления полуночи. Сесть при чтении надо лицом на запад. И очень желательно при этом, чтобы открытое окно, возле которого разместится будущий дядя по отцовской линии, было направлено как раз на запад. Просто в этом случае силы светила сойдутся с силами словесного настроя и удвоят энергию, редуцирующую активность гена бедности. Еще было бы хорошо, если бы чтение начиналось тогда, когда солнце только начинает уходить за горизонт, а заканчивалось как раз тогда, когда солнце уже скрывалось полностью за горизонтом. В тот же день, когда будущему дяде не нужно будет читать текст настроя, то есть в пятницу, лучше всего будет, если будущий дядя осуществит какой-нибудь свой давний план по совершенствованию домашнего хозяйства, допустим, заменит старые выключатели или старые краны на кухне на новые выключатели и на новые краны. Теперь сам текст настроя.

Вечность замкнута светом исканий примятых и сжатых. Улыбаются звуки почти что живого свеченья. Открываются двери в страну одиноких и взятых под залог этих снов и открытий. И чье-то сомненье вдруг ложится на краску каких-то тяжелых желаний. Память прожитых лет остается до самого края игрушки, наводящей какие-то звуки на свет для того лишь, чтоб многое делалось лучше. И таким оставалось. И чтобы потом было что-то такое, что даже при встрече вдруг казалось смешным и немного усталым. Чтоб дом был всегда полной чашей. Чтоб легче было видеть все то, чего видеть дано только тем, для кого эти странные знаки сохраняют причуды прозрачного света. На дно тут ложатся все те, кто хотел бы укрыться во мраке от невзгод и от бурь. Даже снег тут теперь не такой, каким был он когда-то. Потому что накрыл этот самый покой лишних этих желаний зарю. Были смяты повседневности знаки. И только потом открывали чего-то такое, что делало схему более радостной. Этим усталым крылом ожидали, что скоро наступят уже перемены. Перемен ждали все. И хотели опять растворить этот мир за излучиной этой реки возле старой осины. Можно было и дальше от яркого света бежать, чтобы только успеть на паром этих жизней. Излишне красиво было сделано то, чего сделано было. И вот провожали потом то, что делало карту приятной.