Фредерик Оливер - Гражданин двух планет

Избирательным правом обладали люди обоего пола из двух социальных групп, к которым принадлежала большая часть населения страны. Основополагающим принципом политического устройства Посейдонии можно было бы назвать следующий: избиратели оцениваются в зависимости от своего образовательного уровня, при этом пол не имеет никакого значения. Две эти основные социальные ветви назывались «инкала» и «ксиоква», то есть духовенство и ученые. Мои читатели спросят: как же можно говорить о возможности, открытой любому подданному в системе, которая лишала избирательных прав ремесленников, торговцев и военных?

Дело в том, что каждый человек мог поступить либо в высшую Школу наук — Ксиоквифлон, либо в высшую Школу священников — Инкалифлон, или в обе сразу. Национальность, цвет кожи и пол во внимание не принимались. От поступающего требовалось лишь, чтобы он был не моложе шестнадцати лет и имел хорошее образование, полученное в обычных школах или в учебных заведениях столичных городов штатов Посейдонии — в Нумее, Терне, Идозе, Корозе. Или хотя бы в низшей школе Марцея — главного центра ремесленного искусства Атла.

В Ксиоквифлоне обучались семь лет. Год в наше время делился не на двенадцать, а на одиннадцать месяцев. Десять из них, разделенные на два семестра с экзаменами в конце, посвящались активной работе и один месяц — отдыху, по две недели после каждой сессии. Мы понимали, что у людей разные умственные способности, поэтому обучение было совершенно свободным, каждый мог выбрать столько предметов, сколько хотел. Но существовало обязательное правило: только обладатели дипломов первой степени могли стать кандидатами даже на самую скромную официальную должность. Такие дипломы свидетельствовали о высоком качестве приобретенных знаний, круг которых слишком обширен, чтобы перечислять их здесь.

Дипломы второй степени не давали политических прав, за исключением права голоса, однако, образование было бесплатным для тех, кто не стремился стать должностным лицом. Желавшие получить лишь ограниченное образование с целью усовершенствования в какой-либо отрасли (например, шахтер, обучающийся минералогии, фермер-сельскому хозяйству, садовник-любитель — ботанике) не имели голоса в правительстве. Хотя число этих лишенных честолюбия людей было не так уж мало, стимул обретения политических прав был настолько велик, что среди взрослого населения не находилось больше одного человека из дюжины, не имевшего хотя бы диплома второй степени, а треть имела высшие дипломы. Поэтому избиратели не испытывали недостатка в кандидатах для заполнения всех выборных должностей вплоть до самого правительства.

Программа Инкалифлона — высшей Школы священников включала, в дополнение к предметам, преподаваемым в Ксиоквифлоне, обучение владению оккультными силами, а также антропологию и социологию. В результате его выпускники с ученой степенью легко решали любую задачу или проблему, с которой люди, обладавшие меньшими познаниями и опытом, часто не справлялись. Инкалифлон действительно был самым высшим, дававшим наиболее полное образование учебным заведением из всех, известных тогда, как, впрочем, (простите мне то, что может показаться нам тщеславием атлантов, но на самом деле таковым не является) известных и ныне, а может быть, и в грядущие века. Студентов Инкалифлона отличали чрезвычайное усердие и решительная воля, так как без этих качеств просто невозможно было получить выпускной диплом. И немногие находили жизнь достаточно долгой, чтобы потратить на это годы, может быть, лишь один из пятисот, с честью закончивших Ксиоквифлон, не уступавший современному Корнуэльскому университету.

Итак, стоя на вершине среди вечных снегов, я обдумывал ожидающие меня трудности. Сначала нужно было получить титул ксиоквы. А для этого, кроме ревностного учения, потребуются немалые денежные средства, чтобы покрыть расходы и поддерживать непоколебимую устремленность к цели. Откуда их взять? Во мне жила вера, что страждущим помогают боги. И если я, юноша, не достигший еще семнадцати, живший с матерью, которая искала во мне опору и поддержку, не имевший ничего, кроме врожденных энергии и воли, не мог считаться страждущим, то кто же им был?

Мне казалось, что у меня есть все основания рассчитывать на помощь богов.

Заря была уже близко; и я стал взбираться на самый высокий скальный гребень, чтобы приветствовать Инкала [1] Солнце , когда он победит Наваз [2] Ночь . Он — Повелитель всех проявленных знаков великого и единственно истинного Бога, чье имя Он носит и чьим щитом является, должен отнестись к моей молитве благосклонно! Он должен увидеть, что молящая юность не щадит сил, вознося Ему хвалу. Ведь именно для этого я взбирался вверх по опасной круче, один, среди пустоты, под звездным куполом небес.

«Есть ли вера, более славная, чем вера моего народа? Разве все посейдонцы не поклоняются Великому Богу, единому истинному Божеству, символ которого — ясное солнце? Не может быть ничего более священного и святого», — так думал я — мальчик, чей созревающий ум впитал действительно вдохновляющую экзотерическую религию, еще не знавший ничего иного, более глубокого и более утонченного. (Да он и не должен был знать об этом во времена Атла.) И едва первый луч света пробился сквозь темноту ночной бездны, я пал ниц на снежной вершине и оставался так до тех пор, пока Бог — Солнце не одержал победу, поднявшись над миром во всей своей славе. Тогда, встав на ноги и отдав последний почтительный поклон, я стал спускаться вниз по опасному склону изо льда и снега, по голой скале, острыми зубьями рвущей ледяной покров, — спускаться с одного из высочайших в мире пиков, чей гребень возносился на тринадцать тысяч футов над уровнем моря.

Целых два дня все мои силы были направлены на то, чтобы достичь этой холодной вершины и принести себя — живую жертву — на ее величественный алтарь для прославления моего Бога. Хотел бы я знать теперь, услышал ли, заметил ли Он меня? Если да, то проявил ли интерес и пошлет ли на помощь Своего наместника — бога горы? Не знаю почему, но именно на него я возлагал свои надежды, от него ждал то ли какого-то знака, то ли…

Но что это поблескивает в скале под ударами моего альпенштока?.. Боже мой, это же золото!.. Да, желтое, драгоценное золото! «О, Инкал, — в радости воскликнул я, — слава Тебе за то, что Ты внял мольбам ничтожного просителя так скоро!» Упав на колени в снег и обнажив голову, я вознес горячую хвалу Богу всего сущего, Высочайшему, чей щит изливал сейчас свои лучи на мое богатство, лежавшее здесь. И только потом, вскочив, стал отбивать куски льда и камни, чтобы понять, велико ли подаренное мне сокровище.