Евгений Колюжный - Славянские боги и ритуалы

Четыре зарницы, четыре сестрицы: первая Марья, вторая Марфа, третья Марина, четвертая Макрида: подьте вы, сымайте тоску и великую печаль с гостей, с властей, со кручинных, со тюремных людей, солдатов-новобранцев и с малых младенцев, которые титьку сосали и от матерей осталися; наложите ту тоску и телесную сухоту, великую печаль на рабу Божию (имя), чтобы она, раба Божия (имя), без меня, раба Божия (имя), не могла бы она ни жить, ни ходить, ни лежать, ни спать, все по мне, рабу Божию (имя), тосковать; тем словам и речам включевыя слова. Аминь, аминь, аминь.

Лягу я, раб Божий (имя), помолясь, и встану, перекрестясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле под чистыя звезды, под луну Господню. И лежат три дороги: и не пойду ни направо, ни налево: пойду по средней дороге, и та дорога лежит через темный лес, в темном лесу стоит древо тоски; тоскует и горюет тоска, печалуется, и поселяю я ту тоску в рабу Божию (имя): взойди в ее белое тело и ретивое сердце, и в русыя косы, в кровь горячую – в руду кипучую, чтобы она по рабу Божию (имя) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в естве бы не заедала, во сне бы не засыпала и завсегда бы она меня, раба Божия, на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было. Аминь, аминь, аминь.

Встану я, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, в чисто поле. В том поле есть океан-море, в том море есть алатырь камень, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалю-ча. Я той змее поклонюсь и окорюсь:

«Ой еси, ты змея! Не жги, не пали меня, полетай под восточну сторону, в высок терем, в новый (покой), пухову перину, шелкову подушку к девице (имя), разожги, распали у той девицы белое тело, ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все поднятые и занокот-ные жилы; чтобы она, девица (имя), не могла ни жить, ни быть часу часовать и минуты миновать; поутру встала – обо мне бы вздыхала, пошла-ка бы (имя), величала, ни с кем бы она думы не думала, мысел не мыслила; плоду не плодила, плодовых речей не говорила, ни с отцом бы, ни с матерью, ни с родом, ни с племенем, кроме меня, (имя), все бы она, девица (имя), со мной, (имя), думу думала, мысли мыслила, плод плодила, плодовые мысли говорила на ветху и на нову месяцу, и на перекрой-месяце». Будьте те мои слова недоговорены, все сполна говорены, ключ сим словам в зубы, замок в рот.

Говорить на соль, или на пиво, или на пряник, или на вино. Кончив заговор, трижды плюнуть.

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь. На русской и на немецкой земле есть огненный царь, высушил реки и озера, и мелкие источины, и как в нынешних ветрах (высушил), так бы сохла раба Божия (имя) по рабу Божию (имя), двадцати четырех часу денных и ночных, на новце месяце и на перекрой-месяце, и во вся меженны дни; и не могла бы ни жить и ни быть, ни исть, раба Божия (имя), без меня, раба Божия (имя): в семидесяти суставах и в семидесяти жилах, в подпятное жилье и в подколенном жилье и в пространной жиле и везде бы сохло и болело, по мне, рабе Божием (имя). Еще есть в чистом поле стоит Феоклист, да все высохло; днем на солнце, а ночью при месяце и при частых звездах, и при частых дождиках в семидесяти суставах и в семидесяти жилах; и в подколенном жиле, и в Пространной жиле, и везде бы сохло у рабы Божией (имя). Двадцать четыре часу ночных и дневных, на утренней заре, на вечерней заре, на новце месяце и на ветхе месяце, и в перекрое-месяце, во вся меженные дни не могла бы она, раба Божия (имя), без меня, раба Божия (имя), ни жить, ни быть. Есть в чистом поле печь медная, накладено дров дубовых, как от тех дров дубовых сколь жарко разгорается, и так бы разгорелось у рабы Божией (имя) по мне, рабу Божию (имя), 24 часу денных и ночных, на новце месяце и на ветху месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, раба Божия, без меня ни жить, ни быть. Всем моим словам ключ и замок. Аминь, аминь, аминь.

Выйду я на улицу, на Божий свет, посмотрю в чистое поле. В чистом поле есть 77 медных, светлых каленых печей, на 77 медных, на светлых каленых печах по 77 яги-баб, у тех у 77 яги-баб есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 клук и по 77 метел. Помолюся и покорюся я, раб Божий (имя), этим яги-бабо-вым дочерям:

«Ой еси вы, яги-бабовы дочери! Присушите и прилучите (имя женское) к (имя мужское), метлами следы запашите, клуками заклучите, бейте, убивайте подпятную жилу, бейте, убивайте, подколенную жилу, бейте, убивайте, корекористый дуб, бейте, убивайте медны калены печи. Как горят пылко и жарко медные печи, так бы (имя женское) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно. О середки дня, о полуночи, о утренней заре и на вечерней. На нову и на ветхе месяце, и на перекрое-месяце; не могла бы она, (имя женское), ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, во сне не засыпала, в питии не запивала, в еде не заедала, с добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, (имя мужчины), на уме держала; и казался бы я, раб Божий (имя), светлее светлого месяца, краснее красного солнышка, любее отца, матери, толще и матерей всего миру крещеного. Ветры вете-роцки, буйны вихроцки, спущу я с вами свои слова, свою статию, на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите – на широкой улице, во мшанной хоромине, во дверях, воротицках.

Как раб Божий (имя) любит рабу Божию (имя), так чтобы и раба Божия (имя) любила раба Божия (имя), не могла бы без него ни жить, ни пить и ни есть; и любила и почитала его лучше отца и матери, белого месяца и красного ясна солнышка, веки, повеки, отныне довеку. Аминь.

Как тело свое любит дева (имя), так полюбит душу и тело (имя): сойдутся мысли с мыслями, слово в слово, тело в тело до скончания века неразлучно сохранятся к рабу Божию (имя) приворачивают отныне и до века. Слова крепки и лепки; как камень алатырь, как ключ и замок на дне моря-океана в песке засыпаны, так словеса скрепись. Аминь.

Встану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду, перекрестясь, на все четыре стороны поклонясь, выйду из избы дверями, из двора – воротами, погляжу на чистое поле, посмотрю зорко на восточную сторону. На восточной стороне стоят три разные печи: печь медная, печь железная, печь глиняная. Все эти печи разжигались и раскалялись от земли до неба, так бы горячо разжигало у рабы Божией (имя) ко мне, рабу Божию (имя), сердце и кровь горячу; чтобы не могло ей было ни жить, ни быть, ни есть, ни пить, ни стоять, ни лежать, а все бы меня, раба Божия, на уме держать. Что недоговорено и переговорено, прострелите мои словеса, пуще вострого меча и вострей звериного когтя!

Встану рано, не благословясь, пойду быстро, не перекрестясь, помчусь в чистое поле, аки вихрь. В чистом поле стоит ракитов куст, а в том кусту сидит толстущая баба, сатанина угодница, людская греховодница. Поклонюсь я той толстущей бабе, отступлюсь от отца, от матери, от роду, от племени. Поди ты, толстущая баба, разожги горячей огня у красной девицы (имя) сердце по мне, рабе Божием добре молодце (имя).