Евгений Колюжный - Славянские боги и ритуалы

Держится, сохнет, прочь не отходит. Как малый младенец от матери прочь не отходит, держится, сохнет по всякой час и на всякое время, как косяк косяка держится, прочь не отходит, так бы держалась раба Божия (имя) крепко и плотно, прочь от меня, раба Бо-жия (имя), не отходила, держалась и сохла крепко; как двери ободверены не отходят, держатся крепко, как печная доска от печи прочь не отходит, горит и сохнет, прочь не отходит, так бы не отходила раба Божия (имя) от меня, раба Божия (имя), сохла, горела, прочь не отходила по всякой час, по всякое время. Стану я, раб Божий, благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду на улицу, пойду в чистое поле. В чистом поле красное солнце греет и огревает сыроматерую землю; от красного солнца сохнет и обсыхает роса медвяная, так бы сохло и обсыхало ретивое сердце у рабы Божией (имя) по мне, рабу Божию (имя). Как красное солнце согревает сыроматерую землю, шипит и колется и сохнет, как хмель вьется и тянется по сырой матери-земле, так бы вилось и тянулось ретивое сердце по мне, рабу Божию (имя), на всякой час, на всякое время. Пойду я, раб Божий, по зорю Марию, по зорю Маремьянию ко Господню Престолу, на Господнем Престоле Мати Мария и Маремьяния, прии-ду я к Тебе, раб Божий (имя), низко помолюсь и поклонюсь. Как на тебе нетленные ризы держатся, так бы держалась раба Божия (имя). Пойду я, раб Божий (имя), подле синее море: есть в море щука, без воды не может ни жить, ни быть, ни дня, ни ночи, ни малой час. Поди та тоска в семьдесят жил и в семьдесят суставов, во становые две жилы и в едину, в попятную и спиновую жилу. Тем моим словам ключ и замок. Брошу замок в морскую пучину, тем моим словам ключа не бывать и того замка не отпирать. Аминь, аминь, аминь.

Говорить на еду или питье, которыми угощать привораживаемую, или на ее след.

Встану я (имя мужчины) и пойду из дверей в двери, из ворот в вороты, в чистое поле, в широкое раздолье, к синему морю-океану. У того у синего моря-океана лежит огненный змей. Сражается и снаряжается он зажигать горы и долы и быстрыя реки, болотныя воды со ржавчиною, орлицу с орлятами, скопу со скопятами, травы подкошенныя, леса подсеченные. Подойду я поближе, поклонюсь пониже.

Гой-еси ты, огненный змей! Не зажигай ты горы и долы, ни быстрые реки, ни болотные воды со ржавчиною ни орлицу с орлятами, ни скопу со скопятами; зажги ты красну девицу, (имя женщины), в семьдесят семь суставов, в семьдесят семь жил и в единую жилу становую, вовсю ее хочь; чтоб ей милилось и хотелось, брало бы ее днем при солнце, ночью при месяце, чтобы она тосковала и горевала по (имя мужчины), сном бы она не засыпала, едою не заедала, гульбою не загуливала. Как белая щука-рыба не может быть без проточной воды и без пробежи, так бы красная девица (имя женщины) не могла бы без (имя мужчины) ни жить, ни быть.

Будьте, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата, острого ножа и борзометкаго копья. А ключ моим словам и утверждение, и крепость крепкая, и сила сильная в небесной высоте, а замок в морской глубине.

Встану я, раб Божий, благословясь, пойду перекрестясь из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле; стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясное небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: «Куда полетела, огненна стрела?» – «Во темные леса, в зыбучия болота, в сырое коренье». – «О ты, огненна стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица (имя), полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала, горевала весь день, при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых днях, отныне и до века».

Говорить над кольцом, потом положить его себе за пазуху или в платок.

Собирайтесь народ, люди добрые, ко честному Христову празднику. Как глядят на кресты, на маковки, на мать Пресвятую Богородицу, на различный образ, так бы на раба Божия (имя) глядели и смотрели старые старики, молодые мужики, старые старухи, молодые молодухи, красныя девицы, малые ребятки, так бы раба Божия (имя) глядела и смотрела, так бы раб Божий (имя) казался краше краснаго золота, чище чистаго серебра. Будьте, мои слова, тверды и крепки, навеки нерушимы. Ключ в воду, а замок в руки.

Господи Боже, благослави, Христос! Стану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми, со двора в ворота, в чистое поле. В чистом поле, в зеленых кустах, в поморье стоит вертеп; в том вертепе сидит матерая жена на золотом стуле между трех дверей. Молюся я, раб Божий (имя), до ней: «Ты, старая матерая жена, тебе дано от Господа и от Пресвятой Богородицы ведати меня, раба Божия (имя), Адамов закон, Евину любовь, вложи желанное сердце рабе Божией (имя) по мне, по рабу Божию (имя)». И тут старая матерая жена – милостивая, милосердая, золота ступа, покидает толковой кужелек, веретенцо серебряное, молится Христу Царю Небесному, Богородице, Матери Царице, вкладывает желанное сердце рабу Божию (имя). Как кипит под землею летом безпре-странно белой ключ, так бы кипело, горело сердце и душа у рабы Божией (имя) по мне, по рабе Божием (имя). Как всякой человек не может жить без хлеба, без соли, без платья, так нельзя жить рабе Божией (имя) без меня, раба Божия (имя). Коль тошно рыбе жить на сухом берегу, без воды студеные, так бы тошно было рабе Божией (имя) без меня, раба Божия (имя). Коль тошно младенцу без матери своей, а матери без дитяти, толь тошно рабе Божией (имя) без меня, раба Божия (имя). Как быки скачут на корову или как корова в Петровки голову закинет, хвост залупя, так бы раба Божия (имя) бегала и искала меня, раба Божия (имя), Бога бы не боялась, людей бы не стыдилась, во уста бы целовала, руками обнимала, блуд сотворила. И как хмель вьется около кола по солнцу, так бы вилась, обнималась около меня раба Божия (имя). Как цвела утренняя роса, дожидаясь краснова солнца из-за гор из-за высоких, так бы дожидалась раба Божия (имя) меня на всякий день и на всякий час, всегда, ныне и присно и вовеки веков. Аминь.

Говорить на еду или питье, которыми потом угощать привораживаемую, или на ее след.

Встану я, раб Божий (имя), и пойду из дверей дверьми, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну Господню, к тому синему морю, синему морю-океану. У того у синего моря лежит бел алатр камень; под тем под белым алат-ром камнем лежат три доски. А под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько:

«Вставайте вы, матушки три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте рабу Божию (имя) девицу, разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое ее сердце, в печень, в легкие, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясные очи; дабы раб Божий (имя) казался ей пуще света белого, пуще солнца красного, пуще луны Господней; едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала; при пире она или при беседе, в поле она или в доме, не сходил бы с ее ума-разума». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятые замками; запираю я вас тридевятые ключами. Нет моим словам переговора и недоговора, и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу.