Лобсанг Рампа - Книга-1: Третий Глаз

Вот в саду появилась и мать в сопровождении дам, пожелавших посмотреть аттракцион и послушать музыкантов. Музыканты уже настроились, предварительно разогрев себя обильным возлиянием тибетского пива.

Туалет матери был безупречен. Красно-коричневая юбка из домотканной шерсти яка доходила почти до лодыжек, на ногах красовались высокие сапожки из тибетского войлока безукоризненной белизны, с умело подобранными в красной гамме каблуками, подошвами и изящными шнурками. Желто-рыжеватый жакет «болеро» по цвету перекликался с монашеским костюмом отца. Впоследствии, когда я изучал медицину, йод на повязке напоминал мне эти сочетания цветов. Под жакетом сияла пурпуром шелковая блузка. Все цвета в туалете матери гармонировали друг с другом и вместе с тем представляли различные монашеских одеяний.

Шелковый шарф, перекинутый через правое плечо, крепился к поясу массивным золотым кольцом и спускался до самого низа юбки. До пояса он был кроваво-красного цвета, а цвет его нижней части плавно переходил от лимонно-желтого до темно-шафранового.

На золотом шнурке, висевшем на шее, мать носила три амулетных мешочка, с которыми никогда не расставалась. Эти амулеты ей преподнесли в день свадьбы: первый подарила ее семья, второй – семья мужа, третий – сам Далай-лама. Украшения матери стоили очень дорого, но это соответствовало ее социальному положению. В Тибете так принято – по мере продвижения мужа по служебной лестнице он обязан дарить жене все более и более дорогие украшения.

Несколько дней работы потребовала прическа матери: надо было заплести 108 тонких, как кончик хлыста, косичек! Сто восемь – священное число у тибетцев. И тем счастливицам, у которых хватало для этого волос, очень завидовали. Прическа, разделенная посредине пробором, удерживалась деревянной формой, размещенной на макушке подобно шляпе. Форма была покрыта красным лаком и инкрустирована алмазами, нефритом и золотыми кольцами. Волосы располагались на ней так, что напоминали террасу, увитую вьюнком.

В одном ухе мать носила коралловое ожерелье. Ожерелье было настолько массивным, что могло бы оторвать мочку, если бы его не поддерживал красный шнурок, накинутый на ушную раковину в виде петли. Конец кораллового ожерелья доходил почти до пояса. Я как завороженный наблюдал за матерью. Как только она поворачивает голову?

Гости разгуливали по саду, рассматривали цветы. Некоторые сидели группами и обсуждали общественные проблемы. Женщины сплетничали, не теряя ни секунды драгоценного времени:

– Да, моя дорогая, госпожа Дора решила переделать пол в доме. Булыжники хорошо подогнали и покрыли лаком…

– А вы слышали, этот молодой лама, который жил у госпожи Ракаша… говорят, что…

Тем временем все ждали главного события дня. Остальное было фоном, на котором должны произойти основные события. Скоро астрологи предскажут мое будущее и определят путь моей жизни. От их решения зависела моя будущая карьера.

По мере того как день клонился к вечеру и сгущались сумерки, активность гостей заметно снижалась. Сытость расслабила их и склоняла к созерцанию. Горы еды таяли, но слуги снова и снова наполняли посуду. Акробаты явно устали и все чаще один за другим бегали на кухню подкрепиться пивом. Одни музыканты пока еще были в форме: дули в трубы, били в тарелки, весело и небрежно колотили в барабаны. Перепуганные птицы давно разлетелись. Кошки попрятались. Даже наши сторожевые собаки – огромные черные бульдоги – притихли: они сегодня сильно переели, и их давил неодолимый сон.

Когда стало темнеть, между деревьями засновали, словно гномы, мальчишки, раскачивая на ветвях масляные фонарики и плошки с курящимися благовониями; иногда они, чтобы позабавиться, взбирались на нижние ветки деревьев, раскачивались на них и прыгали, визжа, на землю.

Здесь и там поднимались густые столбы благоухающего дыма – это старые женщины бросали пахучие травы в специальные золоченые жаровни с углями, одновременно вращая колеса молитвенных мельниц: с каждым оборотом колеса тысячи молитв возносились в небо.

Чувство ужаса не покидало моего отца. Его ухоженные сады славились на весь Тибет дорогими, завезенными издалека деревьями и цветами. А в тот вечер весь сад, по его мнению, больше напоминал какой-то запущенный зверинец. Отец бродил по дорожкам, заламывал руки и издавал тихие стоны всякий раз, когда кто-либо из гостей останавливался перед кустом и трогал бутоны. Явной опасности подвергались абрикосы, груши и карликовые яблони. На более крупных и высоких деревьях – тополях, березах, ивах, можжевельнике, кипарисах – развешаны были хоругви и ленты с молитвами – легкий вечерний ветерок лениво шевелил их.

Наконец солнце скрылось за дальними вершинами Гималаев, и день закончился – об этом тут же возвестили звуки монастырских труб. Зажглись сотни масляных фонариков. Фонарики раскачивались на ветвях деревьев, на навесах домов, даже на воде декоративного озера – одни прибились к лепесткам кувшинок, другие, словно эскадра кораблей, медленно двинулись к середине озера, вынудив испуганных лебедей искать спасения на островке.

Ударил гонг, и все повернули головы на его звук – приближалась процессия. В саду был установлен роскошный помост. Одна сторона его была открыта, а в центре, на возвышении, находились четыре тибетских сиденья.

Процессия приблизилась к помосту. Впереди шли четверо слуг с шестами, на которых висели огромные фонари. За слугами двигались четыре музыканта, трубя фанфары в серебряные трубы. За музыкантами шли мать и отец в сопровождении двух древнейших старцев из монастыря «Государственного Оракула». Взойдя на возвышение, родители сели. Старцы были родом из Не-Шуня, откуда вышли все лучшие тибетские астрологи. Точность их предсказаний подтверждалась тысячи раз. Неделю назад их вызывал к себе Далай-лама для того, чтобы узнать, что ожидает его и страну в будущем. Сегодня настала очередь семилетнего ребенка. В течение нескольких дней изучали они свои графики, занимались сложными расчетами и выводили что-то по триадам, эклиптике и квадратам. Обсуждали противоречивое влияние той или иной планеты. Впрочем, к астрологии мы еще вернемся в другой главе.

Двое лам несли записи и карты астрологов. Двое других помогали им взойти по ступеням возвышения, на котором старцы застыли плечом к плечу, словно статуэтки из слоновой кости. Пышные платья из желтой китайской парчи только подчеркивали их возраст. На них были огромные головные уборы священников, казавшиеся довольно тяжелыми для их морщинистых шей.

Гости собрались вокруг помоста и расселись на подушках, поданных нашими слугами. Разговоры смолкли, все обратились в слух, ожидая, что скажет Великий Астролог своим дрожащим голосом.