Лобсанг Рампа - Книга-1: Третий Глаз

– Ну вот, мальчик, – сказал он, – пора нам и расстаться. Слава тебе, Господи! Теперь я смогу вернуться к моим лошадям. А ты веди себя как следует и не забывай, чему я тебя научил.

После этих слов Тзу повернулся на каблуках и вышел.

Такая манера прощаться была наиболее человечной, хотя тогда я еще не понимал этого. Эмоциональное прощание могло бы превратить мое первое – и, как мне казалось, последнее – расставание с домом в неописуемую пытку. Если бы проснулась мать и вышла проститься со мной, то я наверняка принялся бы упрашивать ее оставить меня дома. Многие маленькие тибетцы окружены в детстве заботой и лаской; мое же детство было суровым во всех отношениях. Как я впоследствии узнал, эти невеселые проводы были устроены мне по распоряжению отца – чтобы я как можно раньше вырабатывал дисциплину и твердость характера.

Наконец я закончил завтрак, сунул под плащ миску для тсампы и чашку. Еще один плащ я взял на смену; сделав из него что-то вроде узла, я засунул туда пару войлочных сапог. Когда я вышел из комнаты, кто-то из слуг попросил меня идти тихо, чтобы никого не разбудить в доме. Я осторожно шел коридором. За время, пока я спускался по лестнице и выходил на дорогу, слабая утренняя заря уже занялась настоящим днем.

Так я, одинокий, испуганный, с тяжестью на сердце, оставил свой родной дом.

Дорога вела прямо к монастырю Шакпори – «Храму Медицины». Да, эта школа славилась своей строгостью!

Я прошагал не одну милю под все более палящим солнцем. У ворот, открывающих внутренний двор монастыря, я встретился с двумя мальчиками, пришедшими сюда с той же целью, что и я. Мы некоторое время настороженно изучали друг друга и, пожалуй, не очень друг другу понравились. Но так или иначе, положение вынуждало нас быть достаточно общительными.

Сначала мы робко постучались. Никакого ответа. Затем один из мальчиков поднял большой камень и принялся колотить им по воротам. Такой грохот не мог не привлечь внимания. Появился монах с палкой – со страху нам показалось, что у него в руках не палка, а целое дерево.

– Что вам нужно, дьяволята? – спросил он. – Неужели вы думаете, что мне нечего больше делать, как только открывать ворота таким соплякам?!

– Мы хотим стать монахами, – ответил я.

– Монахами? Да вы больше похожи на мартышек. Ну, хорошо, постойте здесь. Когда регент освободится, он вас примет.

Дверь захлопнулась, едва не прибив одного из моих спутников, имевшего неосторожность к ней приблизиться.

Наши ноги устали и затекли, пришлось сесть прямо на землю. В монастырь и из монастыря то и дело шли люди. Из маленького окошка в стене доносился вкусный запах пищи, обостряя голод до спазмов в животе. Ох, как же хотелось есть!

Наконец дверь резко распахнулась, и в проеме показался высокий и тощий человек.

– Ну и чего же вы хотите, маленькие бездельники?

– Мы хотим стать монахами.

– Боже милостивый, – воскликнул он, – кто только не лезет сюда!

Он сделал нам знак войти. Он спросил, кто мы и что мы, и даже поинтересовался, зачем родились на свет. Было нетрудно понять, что он от нас ничуть не в восторге.

– Входи, да поживей, – сказал он первому из нас, сыну пастуха. – Если выдержишь испытание, то сможешь остаться. Затем перешел ко второму:

– А ты, мальчик? Что, что ты сказал? Твой отец мясник?! Разве эти потрошители способны уважать законы Будды? И ты еще посмел прийти? Вон отсюда немедленно, или я прикажу выпороть тебя!

Монах сделал угрожающее движение, и перепуганный мальчишка, забыв про усталость и словно обретя второе дыхание, бросился наутек; он несся с невероятной скоростью, и если бы не фонтанчики пыли из-под ног, то могло бы показаться, что он не касается земли.

Я остался один. Никогда еще, за все мои семь лет, я не чувствовал себя так одиноко. Страшный монах повернул свирепое лицо в мою сторону. Я стоял ни жив ни мертв, душа ушла в пятки. Монах грозно пошевелил палицей:

– А ты что скажешь? Кто ты? О-о-о! Молодой князь захотел стать набожным! Ну, сначала ты должен будешь показать нам, чего стоишь, мой милый сударь; скорее всего, голубчик, у тебя кишка тонка. Здесь не место маленьким аристократам, все они рохли и неженки. Сделай сорок шагов назад и сиди на земле в позе созерцателя до нового распоряжения. И не вздумай шелохнуться!

Он круто повернулся и ушел. Собрал я свой жалкий скарб, отсчитал указанные сорок шагов и сел, как мне было велено, скрестив ноги. Я сидел в этой позе весь день, не смея шевелиться. Ветер швырял мне в лицо вихри пыли. Пыль осела в складках ладоней, обращенных к небу, покрыла плечи и набилась в волосы. По мере того как все ниже и ниже опускалось солнце, я все острее ощущал голод, от жажды пересохло в горле – ведь с раннего утра я ничего не пил и не ел. Монахи то входили в монастырь, то выходили из него. Их было много, но никто не обращал на меня никакого внимания. Бродячие собаки с любопытством останавливались рядом, обнюхивали меня и бежали дальше по своим делам. Мимо прошла группа мальчишек. Один из них поднял камень и ради забавы запустил им в меня. Камень угодил в висок. Потекла кровь. Но я не двигался – ведь если я не выдержу этого испытания на выносливость, отец не позволит мне вернуться домой. Мне ничего не оставалось делать, как продолжать сидеть совершенно неподвижно. Я чувствовал сильную боль в мышцах и суставах.

Солнце исчезло за горами, и наступила ночь. На темном небе ярко сияли звезды. Тысячи маленьких масляных ламп зажглись в окнах монастыря. С гор потянул холодный ветер. Я прислушивался к шелесту ивовых листьев, к таинственным и жутким звукам ночи.

Но, несмотря ни на что, я продолжал сидеть неподвижно по двум причинам: во-первых, я боялся; во-вторых, мне было просто больно пошевелиться – так затекли мои члены. Послышались шаги. Кто-то в войлочных сандалиях шаркающей походкой приближался ко мне. Похоже, это был старик, отыскивающий дорогу в темноте. Ко мне приблизилась фигура старого монаха, сгорбленного от усталости и времени. Руки его дрожали. Это меня обеспокоило, потому что я заметил: в одной руке он нес чашку с чаем, понемногу расплескивая его, в другой – небольшую миску тсампы. Все это старик протянул мне. Но я не сделал ни одного движения, чтобы принять подношение.

– Возьми, сын мой, – сказал монах, угадав мои мысли. – Ты имеешь право двигаться в ночное время.

Я выпил чай и переложил тсампу в собственную миску.

– Теперь можешь поспать, – продолжал старик, – но с первыми лучами солнца ты должен принять прежнюю позу. Ты проходишь испытание, которое сейчас тебе кажется бессмысленной пыткой. Только те, кто выдерживает его успешно, могут надеяться на достижение высоких званий в нашем Ордене.