Мария Савельева - Идеальное зеркало

Я не на своём месте.

– Я же не обидел тебя? – Виталий, кажется, растерялся.

– Конечно нет. Просто попал в точку, и я смутилась. – от былой неловкости, кажется, не осталось и следа.

– Поделись.

– Эммм. Неет… Это личное, я бы не хотела это вытаскивать.

– Не могу не уважать это решение. Но завтра ты должна будешь кое-что о себе рассказать куче незнакомых людей. Пора порепетировать. – развел он руками в карманах и пошёл задом наперёд, повернув своё улыбающееся лицо ко мне. Конечно, я покраснела, заулыбалась даже.

– Да, ты прав. – отвернулась. – Не мне секретничать. «Я не на своём месте» – вот что я поняла.

– Это открытие. – рассмеялся, скотина.

– Почему… Почему ты смеёшься? Я поделилась открытием жизни, а ты ведёшь себя как скот!

– Извини, извини. Согласен. Порой, очевидные окружающим вещи, совершенно секретны для их носителей. Это отличный старт, что ты это поняла. Что будешь делать?

– Подожди, я ещё не отпустила поручень автобуса на маршруте «Откровение».

– О, не надо его держать. Умоляю. Самое время немного насладиться вечерней прохладой лета и поболтать ножками, сидя на остановке. Побудь сейчас.

Мой спутник будто повеселел. В Париже вино разливают в воздух? Он скакал вокруг меня, изображая как «болтает ножками». Выглядело так, будто он пописал в свою штанину. Но он наслаждался моментом. Внезапно он взял меня за талию и напугал до смерти, что поцелует, а я ему это позволю. Но, вместо этого, он развернул меня лицом к переулку, перетаскивая на особую точку в пространстве этого города, где между домами я увидела Её – Эйфелеву башню.

Она стояла там, между домами, в золотом сиянии скрытых фонарей подсветки. Будто вычерченная карандашом, башня возвышалась как мечта, протыкая насквозь парижское небо. Господи! У меня подкосились ноги, и я опустилась на колени, прижала руки ко рту и дышала, боясь спугнуть этот магический облик вероломного попрания традиционного облика Парижа, ставший его сердцем. Разве можно было придумать что-то совершеннее. Она походила на стопку иголок, уложенных в такой точной последовательности, что можно было разглядеть каждую и восхититься человеческому подвигу, гением мозга, который всё это придумал, построил и накрепко вбил гвоздём в историю всего человечества. Я думала, что она вот-вот исчезнет, опустится за деревья, что скрывают её подножие от меня. Но она была там.

– Ну привет, Маша. – сказал Виталий спустя тысячу лет.

– Ты видишь её? – прошептала я.

– Да.

– Боже…

– Шок?

– Да.

– Вино?

– Да.

Пока я сидела и не могла оторвать глаз от Эйфелевой башни, Виталий сходил за бутылкой вина в ресторан через дорогу, вернулся ко мне и уселся рядом на тротуаре. Наверное хорошо, что была ночь, иначе бы нам никто не разрешил вот так сидеть и смотреть на неё.

– Почему ты сказал «привет»? – спросила я, не отрываясь от башни, когда приняла бокал вина из его рук.

– Показалось, что я, наконец, увидел тебя настоящую. Мне всегда интересно именно это в людях, которые мне интересны.

– И что ты увидел?

– Восхищение. Ты знаешь, не многие вот так позволят себе проявить восторг, прожить в моменте, чтобы осесть на асфальт и захлебнуться. – он поднес бокал к моему и тихо чокнулся.

– Почему ты привёл меня сюда? – спросила я, услышав звук бокалов.

– Спросим по-другому – почему ТЫ здесь?

После такого вопроса я автоматически устремилась мыслями в ворох простых вариантов ответов на него. Среди них были «всегда мечтала увидеть Париж», «ты же сам меня выбрал», «в смысле, это же Эйфелева башня» и неожиданное «мне просто хотелось побыть с тобой рядом». Но, вместо всего полагающегося, в этот откровенный момент истины из меня выплыла правда.

– Я больше не могу так жить. – слезы придушили последние звуки.

– А как ты живёшь?

– Как десятки людей, которые меня воспитали, вырастили, обучили. Меня нет среди них. Сколько я ни всматриваюсь, но меня там нет, это точно. – наверняка Эйфелева башня отражалась в моих глазах в этот момент, потому что я уверена, не будь её там, я бы ни за что не решилась вытащить из себя столь постыдную мне правду.

– А где, по-твоему, ты можешь быть?

– Я надеюсь, что «Идеальное зеркало» укажет мне путь.

– А если тебе не понравится то, что оно скажет? Снова повинуешься стороннему мнению?

– На сайте говорят, что это не просто стороннее мнение, а математически точно высчитанное предназначение вообще-то.

– И тем не менее, это только мнение. Не ты ли сама стремишься к тому, чтобы самостоятельно решать свою жизнь, а не математически точно?

– Согласна… Ты пытаешься меня отговорить что ли?

– Ни в коем случае. Мне любопытно, как это у тебя в голове работает. Как можно не чувствовать… своё.

– Очень даже просто, когда всю жизнь за тебя всё решают, а любое твоё проявление встречает шквал критики. Мама никогда не давала мне второго шанса. Тебе, наверное, такое незнакомо.

– Ну не суди по одёжке.

– Расскажешь?

– Может быть. – пауза. – И что, ты ни разу не чувствовала внутренний зов, голос?

– Был один раз, недавно, когда я проснулась утром после очень странного сна и не могла понять, что со мной происходит, мне хотелось мяться и выгибаться, как будто у моего тела была ломка. А потом я начала бегать утром и теперь не могу без этого.

– Вот видишь! Это настоящий зов. Хорошее начало.

– Это всего лишь пробежки утром.

– Слушай дальше себя. Ты уже сказала, что больше не можешь так жить, значит что-то всё-таки с тобой происходит. А Агентство может лишь помочь тебе в этом. Ты так не считаешь?

– Не знаю. Пока мне кажется, что нет мне места во Вселенной.

– Ну где-нибудь уж местечко найдется. – сказал он со странной ноткой удивления в смехе.

Несколько минут мы просто сидели на тротуаре и медленно отпивали из своих бокалов вино, вглядывались в башню. Её невозможно увидеть с первого взгляда. Она – это сплетение множества нитей и тросов, балок, лестниц. При этом, во всё материальное богатство монумента вшиты тысячи историй людей, которые смотрели на неё, мечтали о ней, для которых она стала символом. Словно каждый штрих карандаша архитектора стал обещанием кого-то жить полной жизнью. Уж простите за мой субъективизм.

– Ты не первую меня сюда привёл? – отметила скорее для себя с бессмысленной грустью.

– Чокнись уже и смотри дальше. Расскажи, что ты чувствуешь?

– Я чувствую величие, в буквальном смысле. Мне страшно, какая она высокая. Если бы я потрогала её за верхушку, то меня бы охватил первобытный страх высоты. Ты думаешь, что увидь я её потихоньку, через парк, было бы не так?

– Когда приближаешься к ней постепенно сложно почувствовать её объем и высоту, её красоту. А мне хотелось вспомнить как это – увидеть Эйфелеву башню впервые. Если что, то её было видно много раз, когда мы шли сюда, но каждый раз ты то отворачивалась, то что-то мешало обзору или ты её не замечала. Я понял, что нужно сюда. Ещё бокал? – и бутылка забулькала, разливая по второму бокалу красного.