София Агачер - Путешествие внутри себя

– Надо же! – вырвалось у меня. – Я читала, что викинги, ходившие на своих драккарах, в том числе и по Днепру, прежде чем пристать к берегу и основать поселение, пускали по реке ветку с деревянной куклой богини и там, где она прибивалась к берегу, основывали своё городище.

– Всё верно: у староверов, особенно у потомков казачьего воинства, до сих пор сохранилось множество языческих обычаев, – Лукич, разгладив бороду, продолжил свой рассказ. – В Ветке основали Покровский монастырь для 1200 иноков и насельников. При обители возникли мастерские: по переписыванию книг, иконописные, по изготовлению окладов из кованого металла, резного дерева и речного жемчуга… Да-да, в Соже вплоть до двадцатого века добывали речной жемчуг. Люди здесь жили общиной без помещиков и чиновников – работящие, мастеровые и торговые. Корабли строили на своей верфи и ходили на берлинах с товаром до Босфора. Снабжали все поселения раскольнического толка – от дунайских гирл до кубанских плавней и тверских предгорий; от белорусских и прибалтийских лесов до Поморья, Яика и сибирских дебрей – книгами, иконами, окладами, поддерживали деньгами и обучали детей богослужению по староверческому чину. Можете себе представить, что в тридцатых годах восемнадцатого века в Ветке вместе с посадами проживало около сорока тысяч человек. Для сравнения: это почти треть населения Москвы того времени. Смуту сеяла Ветка: сюда бежали казаки, большинство из которых придерживалось старой веры, крестьяне-староверы, купцы, уставшие от поборов царских наместников. Два раза казаки по приказу Московского царя сжигали и грабили город. Во втором нашествии, так называемой «царской выгонке», принимал участие и Емельян Иванович Пугачёв – тогда-то, по преданию, он и познакомился с раскольниками из Ветки.

Поражаясь всё больше, я спросила Игнатия Лукича:

– А какое отношение к староверам и к Ветке имеет Пугачёв? Ведь восстание началось среди казачества Яика, на Урале?

Мой собеседник, довольно крякнув, не остался в долгу:

– Видите ли, в учебниках истории, как имперских, так и советских, об этом было не принято писать, ведь из-за преследований властей большинство раскольничьих скитов и молельных домов жило тайно. Фактически у людей старой веры тогда функционировала обширная подпольная сеть, раскинувшаяся по всей России веткой, и нити её сходились уже в городе под названием Ветка. Будучи удачливыми купцами и ремесленниками, в том числе и благодаря своей сплочённости, староверы из Ветки активно снабжали деньгами общины единоверцев и по ту сторону границы Российской Империи.

А какие ходили толки в те времена среди раскольников? Вероятно, о гонениях «истинной христианской веры» в «антихристовом государстве», где на московском престоле правит немка, величая себя императрицей на манер гонителей христиан – римских тиранов. О том, что за поддержку своего трона она расплачивается со служивым дворянством землями и крестьянами, которые при этом полностью теряют свою свободу. Остальной же народ, «не дворянского чина», облагается грабительской подушной податью и рекрутчиной. Уважаемых людей унижали, били и оскорбляли прилюдно, заставляли их брить бороды, носить иноземные парики и платье.

В моём воображении возникали картины старой Москвы, покуда Лукич, как кот-баюн, продолжал:

– Возможно, староверы поговаривали также и о том, что на Яике может начаться «великая смута» и что казачество повсеместно недовольно притеснениями царицы, фактической отменой их вольницы и значительным ущемлением власти общевойскового круга. Вот тут-то летом 1772 года приезд в Стародубский монастырь близ Ветки сильного, не раз сиживавшего в остроге бывалого казака, подданного Речи Посполитой Емельяна Пугачёва и мог показаться ветковским старцам перстом Божиим. И замыслили они тогда восстановить справедливость – посадить на царство силами казачества своего царя-единоверца, как это было уже на Земском соборе в 1613 году, когда казаки князя Трубецкого возвели на московский престол также подданного польского короля – юного Михаила Романова. При жизни европейские дипломаты в своей переписке именовали его не иначе как «казачий» царь. Вот для этого и было решено прибегнуть ко «лжи великой» – выдать Емельку Пугачёва за царя Петра III, Божиим промыслом якобы спасшегося от душегубов, подосланных «подлой жонкой» его, нынешней императрицей Катериной… И снабдили они Емельяна Ивановича документами, деньгами, и отправили его к отцу Филарету, игумену, в Мечетную слободу на реке Иргиз, послав слух «верный» по всем скитам и монастырям старой веры, что под именем Емельяна Пугачёва на Русь вернулся законный царь Пётр III и всем единоверцам надобно служить ему верой и правдой. Семейные предания моих земляков повествуют о том, что под древними иконами Покровского монастыря один из самых уважаемых людей в мире истинной веры – старец Василий – венчал донского казака Емельяна Ивановича Пугачёва на царство Российское под именем Петра Фёдоровича. Здесь же, в Ветке, старцы передали Пугачёву одно из четырёх знамён голштинской гвардии Петра III, которыми, по прибытии на Яик, «спасённый царь Пётр Федорович» смог убедить казаков в своём чудесном воскрешении. Конечно, мы не знаем, как доподлинно складывался и осуществлялся этот план. Так что на Добрянский форпост на российско-польской границе 12 августа 1772 года, скорее всего, Емельян Пугачёв прибыл из Ветки, уже будучи посвящённым в план будущей войны казачества за восстановление старой веры и вольницы, с уже вполне твёрдым намерением выдать себя за царя Петра III. Он записался уроженцем Речи Посполитой, Емельяном – сыном Ивана Пугачёва. Около шести недель он пробыл в карантине, после чего комендант Мельников выдал ему паспорт…

Смута, «Капитанская дочка», стрельцы и воеводы, в панике бегущие от погромов, – такая далёкая и почти забытая история вдруг в устах ветковского краеведа стала родной и близкой.

– …Прибыв на охваченный волнениями Яик, Емельян Пугачёв возглавил казачью войну в России за «Веру, Царя и Отечество!». Последней такой войной, как, я надеюсь, вы помните, была Гражданская война, начавшаяся в прошлом веке после Октябрьского переворота и закончившаяся геноцидом казачества. Большевики не были столь великодушны, как Екатерина, которая, казнив несколько тысяч наиболее активных участников военных действий и урезав казачьи вольности до минимума, не тронула их семьи и таборы, а позволила им служить России, как и прежде. Так что шествовал «Петр III» по Руси, благословляя народ «старым крестом и бородою», а начал он этот путь вблизи Красной площади города Ветки, закончив его рядом с Красной площадью Москвы, на Болоте. Могилы его нет, и почитают его многие староверы до сих пор за пророка, принявшего мученическую смерть за «веру истинную».