Оксана Гепперт - Община: Рождение Белого Ветра

И вот однажды утром она вновь села на паром.

В Общине были рады ее возвращению, хотя сначала, конечно, отнеслись несколько настороженно – кто мог знать, что принесет эта беглянка с Большой земли? Но Лиэнн не привезла ни неизвестных болезней, с которыми не справились бы собранные по весне травы, ни технических новинок, так возмущающих жителей Общины, считающих телевидение пропагандой насилия и всех мерзостей материка, а сотовую связь – и вовсе бесовской штучкой. Она вернулась странной и молчаливой, что, впрочем, жители поселка восприняли лишь к своей пользе: раз пришла назад, значит их вера в разложение на Большой земле действительно оправдана, значит, она поняла «настоящие ценности», к коим и поспешила возвратиться…

У людей Общины были причины не иметь контактов с Континентом. Казалось, если поддерживать отлаженный уклад жизни, все зло Большой земли их не коснется… поэтому в поселении дома отапливались дровяной печью, а источником света служили свечи, коих Старейшины каждую неделю выдавали под расчет. Их запрещалось жечь без особой надобности, и дело здесь было не в цене: продавая часть ежегодных урожаев на Континент, Община вполне могла позволить себе не только приобрести свечи, но и электрифицировать поселок. Причина такого уклада коренилась в том, что верования не позволяли селянам нарушать ритм природы, ибо Старейшины завещали так: как солнце, устав за день, отправляется на покой, так и Община, дети природы, должны отправляться спать с его заходом…

Пусть жизнь на острове и не была так захватывающе полна информацией, зато спокойна и привычна. Здесь не встретить пустых стеклянных усталых глаз и массы незнакомых лиц, не найти машин и небоскребов, здесь все оставалось привычным с самого детства, и Лиэнн пришлось смириться с набившим оскомину селянским догматизмом. Да, она не понимала, к чему ведет большинство правил, с некоторыми и вовсе была не согласна. Но она не умела жить по-другому.

Единственное, с чем Лиэнн не сумела сжиться – это запрет на чтение. В Общине имелась своя библиотека, весьма небогатая, которую девушка знала на зубок уже к пятнадцати годам… теперь же, в восемнадцать, отчаянно не понимая, как объяснить смутное чувство беспокойства и несогласия с подобным ограничением, она стала получать книги с Континента, тайком, через капитана продуктового парома, которому за это платил ее отец. Убегая ежедневно к берегу моря, девушка ложилась с книгой на горячий песок, и смутное беспокойство отступало, а воображение рисовало ей картины жизни и событий, о которых повествовалось на страницах книг.

Лиэнн была мечтателем, чей внутренний мир не желал втискиваться в узкие рамки поселковых догм, но… на данный момент она видела лишь два способа жить – способ Гиперполиса и способ Общины, и исключительно в силу привычки выбирала последний.

Лиэнн Картер внешне походила на отца – та же худощавость, за которой скрывалась физическая выносливость, те же светло-серые глаза и белокурые волосы, бледная кожа с россыпью мелких веснушек. Да и характер ей достался отцовский: спокойствие и рассудительность, вдумчивость, любовь к одиночеству. В ней не нашлось места нервозности матери, стремления осудить все, что не вписывалось в ее жизненные установки. Лиэнн коробило сознательное невежество жителей поселка, считавших абсолютным злом все приходящее извне, но она принимала его, как неизбежное. Что ж, она соглашалась с тем, что Континент слишком навязывал беготню и дедлайны, в рамках которых некогда походить по траве босиком, а порою и просто вздохнуть. Но и у Общины были свои ограничения. Община обязывала следовать правилам. Правилам, на которые, как бы странны и неактуальны они ни были, не имел права посягать ни единый член Общины. Девушка нащупала ту грань между основами и догматом, где запрещалось думать о причинах и задавать вопросы, а потому – книги заменили живое общение, и после возвращения с Континента она все больше молчала, все чаще уходила на пляж… она не считала себя изгоем, разве что самоизгнанным, но определенно была другой… впрочем, не единственной «другой» в Общине.

Потому что на самом краю поселка жил еще один человек, не походивший на это сообщество. Упоминая его, Старейшины всегда добавляли: «Эрик – другое дело».

Со времен существования Общины Старейшин всегда было семеро. Каждый из них имел равные права в Совете, каждый занимался своим, особым делом. Верховный имел полномочия вмешиваться в решения остальных в случае форс-мажора. Прочие Старейшины негласно признавали за ним это право.

Еще двое участников Совета являлись ближайшими помощниками Верховного (их так и называли – Ближайшие), и занимались образованием молодого поколения. Один из них передавал молодежи все практические знания, накопленные Общиной, начиная с того, когда д олжно быть севу пшеницы, и заканчивая способами прогнозирования погоды на сутки. Второй же скрупулезно вбивал в молодые умы идеологию поселка, своеобразную религию Общины. Еще трое Старейшин – Сподвижники, занимались делами поселка непосредственно, следили за сбором урожая, рассчитывали объем, который можно было продать, составляли план покупок, по которому в поселок доставляли все необходимое с материка.

Седьмой и последний Старейшина, стоявший не выше и не ниже прочих в иерархии, скорее – особняком, звался Жрецом тайного искусства. Его обычно побаивались и избегали, до той поры, пока без его вмешательства можно было обойтись. Даже Ближайшие и Сподвижники относились к Седьмому с опаской. Впрочем, и с уважением, которое могло бы сравниться, пожалуй, разве с уважением к Верховному.

Вот этим самым Седьмым Старейшиной и был Эрик, являя собой безусловный парадокс, ведь по уставу Общины Старейшиной мог стать только мужчина, достигший солидного возраста, имеющий семью или определенные заслуги перед поселком, и избранный на пост жителями поселка и утвержденный Верховным. Каждому Старейшине полагалось доказать свое соответствие посту и верность Общине не только своим Братьям и Сестрам, но и самому Уильяму Коучу.

Эрику же едва исполнилось двадцать восемь, и к этому моменту он 9 лет официально являлся Седьмым, унаследовав свое положение от отца, что являлось в Общине нонсенсом. Старейшины не даром полагали Эрика исключением. В маленьких сообществах люди, как правило, знают друг о друге все, включая даже те прозаические подробности, которые никого не интересуют. Но вокруг Эрика загадки буквально роились, и основной была история его появления в Общине.

Однажды двадцать лет назад, в самом начале зимы, остров оказался засыпан снегом по печные трубы. Этот факт сам по себе вызывал обилие вопросов у жителей, поскольку на столь южной широте такие осадки являлись большой неожиданностью, и могли быть восприняты разве что как предвестие Апокалипсиса.