Альберто Виллолдо - Город Солнца

Серебристо-седые волосы откинуты со лба, небольшие усы прячутся под крючковатым носом кечуа, в распутинских глазах появилось что-то новое — какая-то нешуточность.

— Вы подумали, что я имею в виду, что мы должны учить детей, — произнес он медленно, отвечая моим невысказанным воспоминаниям. — Что мы должны научить их питаться от Земли. Вы подумали, что я имею в виду, что хотя расщелина между мирами находится здесь, — он поднял руку и сделал жест, будто собирается постучать себя пальцем по голове, — и заростает вскоре после рождения, мы все же должны настойчиво работать, чтобы держать их души открытыми, научить их смотреть во все глаза, с тем чтобы в свое время они смогли пристально взглянуть на мудрость, которая нам не далась, — которую вы и я увидели лишь на мгновение. Я не отрываясь смотрел на него, хотя глаза мои были почти зажмурены от Солнца.

— Вы подумали, что с детей начинается наша обязанность учить. И вы не ошиблись. Но дело в том, что это не все.

Он помолчал. Обычно во время беседы он держал голову слегка набок, словно внимательно наблюдая за действием каждого слова; теперь он выпрямился и смотрел мне прямо в глаза.

— С детей начинаются и наши уроки. Вы можете учить правдиво, только если вы найдете правду. Вы можете найти правду, только если вы ее ищете сами, — ибо правда истории есть правда других людей. Наша способность постичь правду не постоянна, потому что непостоянны мы, и мы должны искать правду для себя и для наших братьев.

— Но правда подобна миражу в пустыне. Для нас задача состоит не в том, чтобы догнать и поймать правду, а в том, чтобы создать ее. Правда — это позиция, это акт силы, которую вы вносите во все свои действия. Правда — это то, что человек знания вносит в каждое мгновение.

Он замолк и едва заметно наклонился вперед: он ожидал, что я скажу. Я опять был студентом, и не хватало времени. Именно таким было мое ощущение: не хватает времени. Я знал, откуда это ощущение. Я знал теперь, почему часы, как мне казалось, тикают быстрее, чем обычно. И все же я должен был быть здесь все это время и полностью присутствовать теперь. Было огромное искушение просто слушать последовательность, запоминать диалог. Я все еще старался сосредоточиться на его словах, а не на своей будущей памяти о том, что я запоминал сейчас. Мне хотелось протянуть руку и коснуться его, убедиться в его реальности. Я не могу избавиться от своей привязанности — я таки не нахожу лучшего слова — к реальному. Я должен был забыть и не знать ничего из того, что я знал о последовательных вопросах, ответах и событиях.

— Как… — я запнулся, — как нам это делать? Он закрыл глаза и кивнул с облегчением.

— Это начинается с детей, — сказал он. — Еще не рожденный ребенок не знает ничего о мире, он знает только мир утробы, которая окружает, защищает и питает его; если бы у него был выбор, он мог бы оставаться в идеальном комфорте и полной безопасности привычного ему существования. Но ритмы Природы толкают его на неизведанный путь, в эпическое странствие: воля матери заключается в том, чтобы привести его в следующий, новый мир. Каждый ребенок начинает жизнь как эпическое путешествие от известного, безопасного и удобного в неизвестное, неопределенное, враждебное. Неизвестное больше всего страшит нас, и наше общество и культура защищают нас то него; и все же мы начинаем нашу жизнь с прямого с ним столкновения — а затем проводим всю эту жизнь, стараясь избежать его. Мы совершаем путешествие из одной утробы в другую, и счастливы в ней оставаться — потому что у нас есть выбор.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать; я не помню, что именно, зато помню, что он не стал ждать, пока я заговорю.

— Земля — наша мать. Ритмы Природы толкают нас, поощряют идти напрямую, оставить комфорт утробы, встать лицом к лицу с неизвестным, — и тогда мы найдем мудрость. Таков урок. И он начинается с детей.

Я взглянул на него, и меня поразила его совершенная красота. Я отвернулся и стал смотреть на великое озеро, окружавшее нас. Я медленно оборачивался, впитывая в себя блеск воды, загадочные острова, странные формы вулканических скал над сверкающей поверхностью моря, перистые облака на горизонте, мерцающий воздух, — я описал полный круг, чтобы напомнить себе, где я нахожусь: я стою на вершине Острова Солнца, среди обломков коричнево-серых камней и мелких черепков, в заброшенном, бесплодном месте, наедине с этим человеком, моим другом. Мы единственные живые существа на какой-то странной планете, стоим и смотрим друг другу в глаза в этой высшей точке земли, камней, воды и солнечного света.

Я помню, что было дальше. К счастью, волнение захлестнуло меня и подавило хаос рассуждений.

— Вам пора уходить, — сказал он.

— Что?

Вся его фигура исказилась, лицо и руки, и озеро, и небо над ним, — все поплыло в моем поле зрения; мои глаза наполнились слезами, я вытирал их пальцами.

Он повернулся и пошел к столу. Обойдя его вокруг, он вернулся со своей теsа, завернутой в скатерть и обвязанной веревкой, которая служила также наплечным ремнем.

— Пожалуйста, окажите мне милость… — Он протянул мне сверток. — Возьмите это с собой в Куско. Выберите день и поезжайте поездом к аltiplanо. Поднимитесь на холм. Когда Солнце зайдет, обратитесь к Четырем Сторонам; держите теза вот так и через нее брызните изо рта душистым маслом на юг, запад, север и восток, подуйте, пусть ее жизненная сила, расhа, летит обратно к ариs — Аусангейту, Салкантаю, Хуанакаури и Саксайхуаману. После этого похороните в земле — пусть вернется на свое место.

Я смотрел на него и испытывал нечто большее, чем жуткое предчувствие. Это была моя любовь к старику. Я ощущал ее так же сильно, как ощущал ранее переполнявшую меня благодарность, когда поднимал глаза к небу и видел падающие звезды.

Я сказал:

— Вы просите меня, чтобы я оставил вас здесь? — Лодочник отвезет вас обратно в Копакабану… Я повторил вопрос. Он кивнул утвердительно.

Это было похоже на повторение вопросов и ответов, которые мы отрепетировали заранее. Но это уже ничего не меняло. Он сказал:

— Чем я был, как не тенью, которая следовала за вами всюду, где бы вы ни были? Мы — мысли; мысли, которым дана форма. Вы начали это новое путешествие в Перу благодаря вашему сновидению. Мой друг, у меня тоже были сновидения. Две ночи в апреле я сновидел себя вместе с вами, я шел с вами рядом по горам и рассказывал сказки об истории и легендах. А когда вы были в джунглях, я провел всю ночь во времени сновидения. Я бежал рядом с вами и ощущал ваш страх.

Кампас увидели ягуара с вами: я всегда мечтал вселиться в эту форму, и мне это удалось. Именно в ту ночь. Но вы увидели того юношу. — Он пожал плечами, посмотрел на искрящуюся воду и снова обернулся ко мне. — Я не претендую на то, что я понимаю вас, что испытываю. Я слишком стар, чтобы быть таким глупым. Но все-таки я думаю, что это был я. Возможно, это тот я, которым я стану. — Он дважды резко выдохнул, как бы задувая свечу. — Теперь вы все это знаете, правда?