Алексей Ксендзюк - После Кастанеды: дальнейшее исследование

Тем не менее даосы упрямо изучали собственное тело, искали энергетические каналы, резервуары энергии, которые хотели трансформировать, переплавить их таким образом, чтобы смертный стал бессмертным во плоти, во всей своей «целостности», как любил повторять дон Хуан Матус. Благодаря именно их упорству мы знаем теперь акупунктуру, замечательную и оригинальную медицину и еще многое другое, чего в маленькой главе даже не перечислишь.

Тем временем подавляющее большинство народов развивало свой тональ, опираясь на идеи в первую очередь религиозные. Когда религия стала государственным институтом (а случилось это очень быстро), она посчитала своими важнейшими функциями а)сохранение в неизменном виде первоначальной догмы, т. е. консервация доктрины; б) процветание культа святыни — иными словами, культивирование священного трепета у прихожан, создающего психологическую дистанцию между сакральным и профаническим, между божественным и земным — тварным миром, миром осквернения и греха.

Ведьмовство и колдовство искоренялось не столько по причине якобы существующей конкуренции, сколько потому, что их фундаментальная идеология приближала мир «горний» к человеку, позволяла общаться с ангелами или душами усопших без специального разрешения церковной власти, т. е., как я уже говорил, возвращала человеку отобранное у него право самому вторгаться в "потустороннее".

Ведьмы и колдуны, выросшие в религиозном социуме, вовсе не были атеистами, но, будучи столь же богобоязненными, понимали Божество по-своему, зачастую — более широко и ясно, как будто специально и долго занимались философией. Они чутко уловили один важный изъян в ортодоксальной религиозной мысли: боги иудеев, христиан и мусульман никоим образом не связаны с миром природы. Например, салемская ведьма Лори Кэбот в своей книге "Сила ведьмы" (Lourie Cabot with Tom Cowan. Power of Witch, 1989) пишет: "мы докажем, что неспособность принимать другой образ и трансформировать себя противоречит реальности. Принцип существования вселенной и заключается в том, что она способна преобразовывать энергию в материю и наоборот…Авторы новых версий старых мифов приложили все старания к тому, чтобы отделить творца от творения и поставить его выше этого процесса. И они добились своего".

Консервативная роль религиозных институтов возрастала даже тогда, когда, казалось бы, ей на смену должна была прийти терпимость и склонность к философскому переосмыслению догмы. Например, именно на фоне распространения гуманизма и реформации в XVII веке религиозный тональ масс защищался наиболее кроваво и ожесточенно — его описание мира оказалось под угрозой. И вот, именно в этот период особенно расцветает инквизиция и разражается эпидемия процессов над ведьмами. Толерантность церкви XV века, пишет Кэбот, сменилась узко сектантской нетерпимостью к чужому мнению, которая воцарилась в Европе под влиянием реформаторства. Ортодоксальность протестанства только усилила веру народных масс в непрерывное вмешательство в человеческую жизнь адской силы.

О том, что христианство оторвало человека от природы, лишило его во имя абстрактной идеи естественной радости соучастия в творческом процессе, в содружестве природных стихий, где человек свободен и действительно способен трансформировать себя, молчаливо знали маги и громогласно вещали философы. Камю, который уже мог не опасаться инквизиции, писал так: "Природа превратилась теперь всего лишь в декорацию… Прекрасное равновесие человеческого начала и природы, дружеское согласие человека с миром, возвышавшее и украшавшее всю античную мысль, было нарушено прежде всего христианством, нарушено в пользу истории. Появление на исторической арене северных народов, не привыкших жить в согласии с природой, только ускорило этот процесс. А начиная с того момента, когда божественность Христа была поставлена под сомнение, когда усилиями немецкой идеологии он был превращен всего лишь в символ человекобога, понятие посредничества сходит на нет и воскресает иудаистское видение мира. Вновь воцаряется беспощадный бог небесных воинств, любое проявление красоты оплевывается как источник праздных наслаждений и сама природа объявляется подлежащей искоренению". Многие мыслители сошлись в одном: "Триумф христианства означал конец прославления природы и планеты как высших духовных сил. Все заполнило то, что Эйслер назвала "триумфом клинка" владыческой социальной модели патернализма и патриархата" (Terence McKenna. Food of the Gods. N.Y., 1992).

Что же касается магии, то на всех континентах ее главные постулаты очень близки мировоззрению дона Хуана. Вот некоторые из них — сравните сами:

— Тело и душа — единое целое.

— Истинная ценность — личность, которая не должна подчиняться "воле Божества".

— Нет первородного греха. Нет «добра» и «зла» вне человека.

— Сексуальность, непосредственность, юмор и игра — положительные силы, ибо удовольствие не есть грех.

Исходя из всех вышеприведенных рассуждений, мы вынуждены поставить очень важный вопрос, имеющий прямое отношение к предмету данного исследования. Чем же является учение дона Хуана Матуса? Религией? Мистико-оккультным учением? Магией? Наукой?

Здесь, я думаю, уместно вспомнить знаменитое высказывание К.Поппера: "Если теория приниципиально не может быть опровергнута, то она не является научной". Под таким углом зрения ответ на поставленный вопрос напрашивается сам собой.

Попробуйте-ка опровергнуть хоть одну из мировых религий. Как бы ни рассуждал исследователь, он обязательно наткнется на принципиальное, неизбежное препятствие — на положения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Изначальные аксиомы, лежащие в основе религии, мистической школы или традиционной магии, не позволяют самому изощренному дискурсу оказаться на твердой почве, где возможно подтверждение или опровержение — ученый всегда упирается в стену, имя которой "Вопрос веры". Вы просто верите или не верите в предложенную вам доктрину. Опровержения существования Божия так же нелепы и безосновательны, как и доказательства оного. Опровержение нирваны или колеса перерождений скорее напоминает анекдот, чем предмет для научного разговора.

Совсем иначе обстоит дело с моделью толтекского знания, описанной Кастанедой. Слишком грандиозный вызов бросает оно человечеству, а потому слишком явным будет его успех или его поражение. Если серьезные исследователи будут тратить годы и годы, скрупулезно исполняя все инструкции Кастанеды, полученные им от дона Хуана, то они неминуемо, рано или поздно придут к ожидаемому результату — даже после серии неизбежных на этом пути неудач. Это и делает знание дона Хуана наукой в подлинном, а не переносном значении этого слова.