Владимир Федоров - Служители трёх миров

"Из соседнего балагана раздались какие-то ужасающие звуки, от которых холод пробежал по всему телу. Они росли, они шли, так сказать, crescendo, усиливаясь в высоте и темпе до такой степени, что, казалось, у поющей вот-вот разорвется грудь. Не в силах преодолеть этого страха, я бросился на голос, и глазам моим представилась ужасная картина. На низких нарах сидела молодая женщина с распущенными по плечам длинными волосами и, придерживая руками голову, как маятник, быстро раскачивала все свое конвульсивно вздрагивающее тело то из стороны в сторону, то взад вперед. Она была вся в поту, ее грудь ходила ходуном, глаза неестественно блуждали, сильно расширенные зрачки горели каким-то блеском. Порой она отнимала руки от головы и ожесточенно рвала свою одежду. Порой прекращала пение, но только для того, чтобы дико захохотать или разразиться истерическим плачем". Считалось, что мэнэрик случается от вселения в человека злого духа и отличается от шаманского камлания тем, что больной оказывается вместилищем нечистой силы помимо своего желания и, в отличие от шамана, не способен управлять ситуацией. Хотя иногда имеет такую же силу, может так же прорицать, говорить на не известных ему языках, не ощущать огня и холода. То есть налицо наблюдается неконтролируемая и нежелательная одержимость духами. Изгнать последних могут только шаман или священник, а если этого не сделать, приступ затягивается от нескольких дней до месяца, а то иногда и переходит в упомянутый тяжелый маниакально-депрессивный психоз.

Вторая форма болезни на той же истерической почве называется "эмиряченье". Подверженные ей при любом неожиданном громком звуке, внезапном появлении незнакомого человека, резком окрике впадают в состояние оглушения и исступления, начинают спонтанно, как загипнотизированные, повторять слова и жесты напугавших их, имитировать движения птиц или животных, раскрывать самые сокровенные тайны, покорно выполнять любые приказания. К возрасту 40—45 лет эмиряченьем в Колымском округе в начале прошлого века страдали практически все женщины, причем, независимо от их национальности и социального статуса. С мужчинами это случалось реже, наверное, в силу более устойчивой нервной системы.

Говоря об этом явлении, Мицкевич сравнивает его с демономанией и психическими эпидемиями средневековой Европы, культурные и социальные условия жизни в которой, видимо, были близкими к Колыме упомянутого не столь уж давнего времени. Но тут они еще усугублялись и суровым климатом, длинной полярной ночью, мощным космическим излучением (полярное сияние), изолированностью от многочисленного человеческого общества.

Думается, что находящиеся в такой ситуации люди пребывали как бы в состоянии очень нестойкого психического равновесия, эмоционального и даже болезненно обостренного восприятия мира. В подобной среде эффект любых мистерий был, конечно же, очень велик, а с другой стороны, данная среда выдвигала из своих рядов еще более чувствительно и тонко организованных ойунов и удаганок (так называли шаманок-женщин).

Наверное, поэтому раньше в Якутии существовало устойчивое мнение в народе, что чем севернее живет шаман, тем он сильнее. Были попытки даже и со стороны ученых разделить шаманизм на более сильный и "настоящий" арктический и менее спонтанный субарктический, где творящие действо якобы более играют, чем впадают в каталептический транс. Но эта точка зрения не согласуется с географией проживания великих шаманов и не находит поддержки, по мнению М.Элиаде, если ее рассматривать на планетном уровне, поскольку "якобы арктическое происхождение шаманизма не обязательно исходит из нервной неуравновешенности народов, живущих близко к полюсу, и подобные психопатологические явления встречаются во всем мире". Но зато Элиаде, за много лет собравший самый обширный и разнообразный материал по всему миру, полностью солидарен с позицией о психическом здоровье шамана. И даже приводит примеры его превосходства в этой сфере: "Хотя шаманы выполняют свой экстатический танец в юрте, полной зрителей, в ограниченном пространстве, в нарядах, содержащих свыше 15 килограммов железа в форме кружков и разных других предметов, они никогда никого не задевают. И хотя во время транса казахско-киргизский бакса бросается во все стороны с закрытыми глазами, однако всегда находит нужные ему предметы. Эта поразительная способность контролирования даже экстатических движений подтверждает замечательную нервную конституцию. Сибирский или североазиатский шаман не выказывает признаков умственного расстройства, его память и способность самоконтроля явно выше средних. У самоедов, остяков шаман обычно здоров, а в интеллектуальном отношении часто превосходит свою среду. У бурят шаманы являются главными хранителями устного эпического творчества. Поэтический словарь якутского шамана включает 12000 слов, тогда как общеупотребительный язык — всего 4000. Интеллектуальные усилия даякского шамана-пророка огромны и указывают на значительно более высокие, чем у большинства, умственные способности. То же наблюдение относится и к африканскому шаманизму вообще. А в исследованных Нэйделем суданских племенах "нет шамана, который был бы в нормальной жизни личностью "ненормальной", неврастеником или параноиком: если бы такой появился, его признали бы сумасшедшим, а не шаманом. Так что шаманизм ни в коем случае нельзя связывать с зарождающейся или скрытой ненормальностью; я не припоминаю ни одного шамана, у которого профессиональная истерия переродилась бы в умственное помешательство".

Думается, окончательно закрывая (по крайней мере для себя) тему шизофрении в шаманизме, хочется привести мнение еще одного очень известного на западе ученого М.Харнера. Обратите внимание, с каким уважением он говорит о предмете нашего интереса.

"Шаманство — это необычайно увлекательный интеллектуальный и психический процесс, в котором принимают участие как сам шаман, так и его пациент. Совершая героические путешествия и поступки, шаман помогает больным людям переступить границу обычного, повседневного осмысления действительности, в том числе и осмысления своей болезни. Шаман дает им понять, что духовно и психически они не одиноки в борьбе с болезнью и смертью. Он делится с пациентами своими тайными силами и внедряет в их глубинное сознание мысль о том, что есть человек, который рад принести себя в жертву, чтобы помочь им. Эта готовность шамана к самопожертвованию вызывает у пациентов соответствующее стремление к соучастию, они чувствуют себя обязанными встать рядом с шаманом и сражаться за свое спасение. Так лечение и увлечение начинают идти рука об руку.