Андрей Шамин - Танец на лезвии бритвы

— Костя, к тебе гости! — мужчина в спецовке рассмеялся и, достав ещё один счётчик тщательно сдул с него пылинки.

— Я тут!

— Идите, только осторожно — ремонт, сами видите.

— Спасибо.

Парень, не вынимая руки из карманов, медленно поднялся и исчез за противно заскрипевшей дверью.

Минут десять ничего не происходило, затем донеслось:

— Всё, я сказал. Чао, бамбино.

— Ещё умолять будешь! Посмотрю, как ты запоёшь, козёл! — прошипел голос визитёра.

И, схваченный твёрдой рукой, его хозяин показался в проёме.

Затем, словно на лыжах съехал по лестнице и вошёл в контакт со стеной. Та содрогнулась. Тело плавно сползло на пол. Мужчина в спецовке поднял голову.

— Я ж говорил осторожно! Один стоит сороковник, а тут десять!

Испуганно приложил ухо к груди лежащего.

— Дышит, кажись.

Собрал счётчики в коробку и потащил её по полу.

Некоторое время спустя тело пошевелилось, шатаясь, встало на ноги и побрело к машине, ощупывая себя руками.

Худощавый парень равнодушно посмотрел, как водила усаживает горе-вышибалу в машину, та, визжа шинами, рвёт с места и исчезает в птичьем гомоне.

— Ну, что: пиздец котёнку — срать не будет? А ведь он прав — начнётся ломка, на коленях приползу. Сука!

Ударил кулаком по стене пытаясь испугать зарождающийся страх. И пошёл собирать инструмент.

Погода стояла — впрямь как у нас в Поволжье — небо чистое, светящееся.

Солнышко весёлое, с лёгкой балтийской ментальностью, тучи — те по краям, словно сливки в вазоне. Жаль что до этого небесного пломбира далеко — только на воздушном шаре можно добраться. Мы шли и разговаривали.

Дойдя до озера, присели на чахлую траву. Мягкая тишина окутывала берега, мне сразу вспомнился привал на Сеглини. Такая же тишина… Посреди озера меж кудрявых барашков-облаков плавала лодка, а в ней сидел рыбак. Иногда он перебрасывал снасть — тогда разносилось постукивание, поскрипывание, и как финал — звук разрезаемого полуденного зноя. После всплеска рыбак садился и сливался в одно целое с лодкой, озером и днём…

— Вот я и говорю — тебе надо о себе заявить, — продолжил искуситель — И громко — дай ему понять, что ты не только про животин можешь писать!

— Идея, конечно, хорошая, — вяло отбрыкивался я — Но сколько сейчас помирает. Людям интересно нечто из ряда вон выходящее. Вон, помнишь Кобейн застрелился — вот это материал! А тут что — единственно, что он твой друг и мой бывший одноклассник…

— Его памяти — неожиданно жёстко сказал Вася — Ты же можешь. Я читал твои заметки — цепляет. А тут — человек. И ещё… — он посмотрел по сторонам и шёпотом добавил — говорят — сглазили…

Я хмыкнул.

— Что, кому-то не понравились его речи за здоровый образ жизни?

— Нет, — голубые глаза приблизились так, что рот оказался у самого уха.

— Ты что, серьёзно? Это ж не Америка.

— Не Америка. У нас своя.

— Вот это действительно хороший материал. А ты то откуда знаешь?

— Понимаешь, мы ж с детства друзья — росли в одном дворе, ты же помнишь…

— Когда это было…

— Так он как металлом увлёкся, так и в эти дебри полез.

— Я тоже клёпаный ходил и хаером [26] Хайр — длинные волосы. полы мёл, ну и что?

— Короче, я видел у него Чёрную Библию. [27] Культовая книга сатанистов.

Я присвистнул.

— Огось!

— Вот и прикинь член к носу.

Мы переглянулись.

— С группой общался?

— Видел одного, Ромку, басиста. Посидели, поговорили, если его мычание можно назвать речью и пошёл он, куда глазы глядят, а глядели они у него уперёд.

— Что рассказал?

— А. Ничё нового. Квартира опечатана. Вещи по родственникам частью; что осталось — он за дурь и спирт отдал. Похороны и те были копеечные…

— Ясно. Лафа [28] Лафа — счастье, хорошая жизнь. всегда кончается — такова лайф. Я то думал — повезло, а ты мне такие страсти-мордасти.

— Глаза страшат — руки делают.

— Напряги.

— Можешь на меня рассчитывать — чем смогу, помогу.

— Уже «помог», а если нас заметили бы, а?

— Ну, пожалуйста! Ведь не замели.

— Ну, спасибо за пожалуйста!

— Ну, пожалуйста за спасибо!

— Пойдём давай — смеркается.

На трамвайной остановке мы расстались. Вот так это всё и началось.

Детективы любители. Да просто детство в заднице заиграло. Мне б ему, не детству, разумеется, сказать: Братец, не мои те рассказы — читатели пишут, а я только подправляю, но… Слово не воробей — вылетело — не поймаешь. Дома я сел за стол, набросал пункты. Будем считать это виртуальным интервью.

Битьё влияет на сознание или сознание на битьё?

"Каждый извлекает из слова столько смысла, сколько имеет его в себе". Брат Мапутра.

Жизнь — серое битьё… Иногда, для встряски, придёт событие…

"Все образы Божии созданы из идеального образа, несуществующего на земле в чистом виде". Брат Мапутра.

Рай и Ад дают материальное наслаждение и наказание.

Ночью прогулялся по пляжу — море такое красивое, спокойное. Встретилась рыдающая девушка. Хотел её окликнуть, пока раздумывал, она ушла в город.

Мой сосед справа допился — гладит ботинок, нежно называя его Рэмбо и, попрекая — Не рычи. Я ж тебя кормлю.

Что мне толку на том свете от писем этого.

Костас совсем сдрючился — мне тоже предлагал. Нахуй. Приглашал на новоселье. Хули толку — они там наберутся, а ты сиди как мудак, пока они на волнах.

— Ага. Уже теплее!

Я записал имя и адрес, по всей видимости, друга, и продолжил чтение.

На старой Ника свою башку ловила, а чуки ею в баскетбол играли — бросали в бачок. Пинчер, хитрован, заперся. Долго тяжело дышал. И вышел с никиной башкой, присосавшейся к хую. Коста голый танцевал. Ударил хуем по телеку, так что кадр завис. Обрадовался — стукнул по магу. Полбобины на хуй намотал, стоял как идиот, лыбился. Цуца дрочил. Ещё с такой рожей — точно блаженный. А у меня — хрена. А когда тебя до конца не пропирает, сидишь как дурак, глядишь, как остальные приходят.

Истина в покое и свободе. Не имею первого, лишён второго.

Мир, в котором всем насрать — людям на меня, мне на людей, русским на латышей — взаимно, власти на народ, мужьям на жён, детям на родителей, родителям на детей, человечеству на Землю, Богу на человечество.

МПС бушевал до четырёх утра — то ему слышалось, что я посуду бью, то бабу трахаю, то его обсуждаю — глючило чувака конкретно. Просто пиздец!

Талантливый циник мать родную продаст, что бы достичь желаемого.

Секи, не секи — больше не поумнеешь.

Писатель В. напоминает мне пёсика бегающего по мирозданию и периодически поднимающего ногу — отметиться и застолбить территорию, так и описывает весь мир.